Собор Оптинских Старцев. Книга 2. Прп. Моисей

Архимандрит Моисей – это подвижник, которому Провидение Божие вручило заботы о возобновлении и устроении Оптиной Пустыни в начале XIX столетия. При нём, вопреки всем внутренним и внешним напастям, в обители установился тот самый уклад, в основе которого лежало подчинение всей жизни монастыря старцам. Отец Моисей уникальным образом сумел соединить истинную нестяжательность и неустанное попечение о нуждах обители, результатом которого явился расцвет монастыря после десятилетий запустения. Но вся «экономическая политика» старца строилась на полном подчинении воле Божией и служении ближнему.
Подчас хозяйственные распоряжения отца Моисея вводили в полное недоумение их свидетелей, поскольку противоречили так называемому «здравому смыслу» – он мог действовать в явном противеречии с «интересами» обители, помогая нуждающимся, отдавая последнюю копейку нищему, покрывая чьи-либо неблаговидные поступки в надежде, что человек покается. Тем самым он обретал всё новых и новых молитвенников за монастырь, наполнял сердца паломников благодарностью и любовью к братии и настоятелю, преумножая славу обители. Нужда человека, его спасение были ему всегда важней любых – самых разумных – расчётов. И в конечном итоге он посрамил эти самые человеческие расчёты – в обители одна за другой возводились постройки, укреплялось хозяйство, не переводились благотворители. Его упование, выражавшееся в часто повторяемых словах в ответ на доводы благоразумия «Господь не оставит» – исполнялось. Но за этим не только вера, но и готовность претерпеть нужду, понести труды, поношения. Их тоже немало выпало на долю настоятеля.
Cам обладавший большой духовной мудростью, незаурядными дарованиями, о чём свидетельствуют сохранившиеся письма и наставления подвижника, он почти сорок лет возглавлял обитель, отечески заботясь о каждом из братии, укреплял их на пути ко спасению и в результате из запущенного маленького монастырька создал славную своими молитвенниками и духовным преуспеянием братии обитель, где нищий всегда мог найти кров и хлеб, ищущий духовной пищи – мудрое наставление, запутавшийся в житейских обстоятельствах находил разумное руководство и со временем вновь обретал смысл жизни.
Старец Моисей происходил из благочестивого семейства, подарившего миру не одного подвижника. Его отец, серпуховской гражданин Иван Григорьевич Путилов, служивший по питейным сборам, отличался даже по тем временам необычайным благочестием и усердием к исполнению церковных установлений. В роду его жены Анны Ивановны, урожденной Головиной, было несколько монашествующих, её дед подвизался иеродиаконом с именем Иоиль в Серпуховском Высотском монастыре. По службе Ивана Григорьевича семейство неоднократно переезжало. Вскоре после женитьбы они перебрались в Воронеж. Там родилась старшая дочь Анисья. Живя в Воронеже, Иван Григорьевич посетил знаменитого подвижника святителя Тихона, епископа Воронежского. Потом Иван Григорьевич с семейством вновь ненадолго вернулся в Серпухов, после чего переселился в Ярославскую губернию. В городе Борисоглебске 15/28 января 1782 года у него родился старший сын, названный Тимофеем в честь апостола Тимофея, память которого приходилась на восьмой день после рождения младенца (этого правила – называть детей в честь святых, празднуемых на восьмой день – Иван Григорьевич всегда строго придерживался). Всего у Путиловых родилось 10 детей, четверо умерли в младенчестве, а старшая дочь и пятеро сыновей воспитывались в строгости и благочестии.
Иван Григорьевич не просто приучал своих детей к храму, богослужению, чтению Священного Писания, но следил, чтобы они глубоко усваивали истины христианства. По возвращении из церкви расспрашивал детей о смысле того, что они слышали, объясняя непонятное. Радея о благочестии своих детей, отец не отдавал их в училище, справедливо боясь, что нравы, царящие там, могут повредить их нравственность. Старших он обучал сам, а младших учили грамоте старшие дети.
Иван Григорьевич очень любил церковное пение, пел на клиросе, разучивал церковные песнопения с детьми. По воспоминаниям, прохожие часто задерживались под окнами дома Путиловых, заслушавшись пением, доносившимся оттуда – редкими распевами в исполнении «домашнего хора» Путиловых. Иван Григорьевич был хлебосольным, гостеприимным хозяином, частыми гостями в его доме были лица духовного звания – священники, монашествующие. Не удивительно, что дети глубоко восприняли христианское учение, выросли любящими Церковь, богослужение, а старшая дочь и три сына со временем решили посвятить себя Богу и принять монашество. Но поразительно, что при всем благочестии Ивана Григорьевича, это желание детей встретило с его стороны решительное неприятие. В 1800 году он насильно выдал замуж дочь Анисью, запретив ей уходить в монастырь, после чего сыновья вынуждены были скрывать своё намерение. Нрав у Ивана Григорьевича был решительный, в доме царило полное ему подчинение. В конце концов, трое его сыновей стали не просто монахами, но настоятелями монастырей: Тимофей – архимандрит Моисей – в Оптиной Пустыни, Иона, в монашестве Исаия, – игуменом Саровской Пустыни, и младший, Александр, в иночестве Антоний – настоятелем Малоярославецкого Николаевского монастыря, хотя большая часть его жизни будет связана с Оптиной, рассказ о нем еще впереди. Но прежде чем исполнилось их желание уйти из мира, братьям Путиловым придется пережить немалые испытания.
Со временем семью постигли одно за другим разные неустройства. Жизнь дочери в замужестве не сложилась, она вскоре заболела и умерла, её супруг, как бы осуществляя давнее желание покойной жены, ушел в Саровскую пустынь, чем подал пример и сыновьям Ивана Григорьевича. У самого Ивана Григорьевича после замужества дочери расстроились дела, и он вынужден был в 1800 году отправиться со старшими сыновьями Тимофеем и Ионой в Москву, где определил их на службу.
Так 19-летним юношей Тимофей оказался в Москве. Большой город увлёк молодого человека, в первую очередь, теми возможностями, которые он открывал для духовной жизни: юноша стремился посетить древние московские храмы и святыни, здесь легче было доставать редкие книги, которые он и приобретал, занимаясь в свободное от службы время чтением. По воспоминаниям, Тимофей откладывал книгу, только когда в лавке, где он служил, появлялись покупатели, но как только дверь за ними захлопывалась – тут же вновь погружался в чтение. Вот так и посреди большого города, в его суете и многолюдстве, можно возрастать духовно, если в сердце есть к тому стремление. Братья Путиловы посещали подвижников, о которых вскоре узнали по рассказам. Они были знакомы с монахиней Досифеей, тогда уже почитаемой старицей, проживавшей в Ивановском монастыре (по преданию – знаменитая княжна Тараканова, незаконная дочь императрицы Елизаветы, насильно постриженная в монашество и с годами в монастырском заточении посвятившая себя подвижническому служению Богу). Она особенно благоволила к благочестивым братьям, ищущим духовного окормления, и направила их к старцам Новоспасского монастыря Александру и Филарету, которые находились в духовном общении со знаменитым молдавским подвижником Паисием (Величковским). Так с юного возраста братья Путиловы стали стремиться к монашеству, хотя понимали, что отец не даст им своего благословения.
Тем временем они получили весточку от зятя – мужа покойной сестры, подвизавшегося в Саровской пустыни. Его пример очень вдохновлял братьев, и вот они, не желая огорчать отца, сообщили ему, что нашли себе новое место службы, а сами отправились в Саров. 13 мая 1805 года Тимофей и Иона прибыли в Саровскую пустынь и были приняты строителем иеромонахом Исаией.
Уже из Сарова они написали отцу правду, тот страшно разгневался и велел приехать к нему, но братья остались в обители. Лишь спустя более двух лет, узнав о болезни отца, Тимофей приехал к нему мириться, тот, хоть и против своей воли, но согласился отпустить его в монастырь, а ещё через год, после долгих убеждений, отпустил и Иону. Через некоторое время после этого Иван Григорьевич скончался, примиренный с сыновьями.
Саровская пустынь, когда туда прибыли Тимофей и Иона, процветала. Они застали там светильника Церкви преподобного Серафима, там же жил тогда «на покое» игумен Назарий, восстановивший Валаамский монастырь и перебравшийся на склоне лет в родную обитель. Настоятель отец Исайя также был известен высокой духовной жизнью. Имея возможность принимать наставления от таких молитвенников и подвижников, воспитываясь их примером, новоначальные послушники с первых шагов стали постигать школу иночества в самых благоприятных для этого условиях.
Послушник Тимофей сначала работал на кухне, пек хлеб, затем какое-то время ухаживал за болящим настоятелем Исаией, что позволило ему постоянно пользоваться его мудрыми советами. В 1808 году Тимофею пришлось отправиться в Москву для оформления документов, чтобы иметь возможность окончательно поступить в монастырь. Но получив все необходимые бумаги, в Саров он не вернулся, а направился в Свенский Успенский монастырь Орловской епархии. В Москве он познакомился с казначеем этой обители, бывшим здесь по делам монастыря, отцом Серафимом. Вероятно, он последовал в своем решении совету московских старцев, первых своих духовников, хорошо знавших подвижников Свенского монастыря, среди которых были и ученики старца Паисия (Величковского). Видимо, Тимофей и сам искал большего уединения, рядом со Свенской обителью находились Рославльские леса, где вдали от мира спасались пустынники, знаменитые строгостью жизни и духовными подвигами, многие из них были выходцами из Свенского монастыря.
Брат Тимофея Иона остался в Сарове, где был пострижен с именем Исаия, с 1842 года он возглавлял обитель, в должности настоятеля пробыл до своей кончины, последовавшей в 1860 году.
3 августа 1809 года Тимофей Иванович Путилов был определён в Свенский монастырь в число послушников. Проходил послушание пономарское, занимался также письмоводительством, читал в церкви. О его жизни той поры сохранился один рассказ: «Раз, живя в Свенском монастыре, пошел я за водою и возвращался с полным кувшином. В воротах монастыря встретился со мною игумен и, увидав воду, говорит:
– Что, брат Тимофей, верно для чаю?
Я с удивлением ему ответил:
– Нет, батюшка, я ещё им не заводился.
– А не заводился, так заведись. Да знаешь ли ты, о чем я говорю? "Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века" – вот чем заведись».
Этот эпизод отец Моисей, будучи уже настоятелем, любил рассказывать братии.
В 1811 году Тимофей Иванович присоединился к числу отшельников, проживавших в Рославльских лесах. Здесь он провёл десять лет, которые стали богатой школой подвижнической жизни.
Тимофей Иванович поселился вместе с шестью пустынниками, давно уже подвизавшимися в дремучих лесах в сорока верстах от Рославля. Вот как впоследствии архимандрит Моисей рассказывал о своем пребывании с ними.
«Когда я пришёл в Рославльские леса, тамошние пустынники жили в трёх келлиях: в одной иеросхимонах отец Афанасий, от него в версте отец Досифей, а в версте от него отец Дорофей, который впоследствии (после 1812 года) переселился ближе к нам, поставив себе келлию от нашей саженях в пятидесяти. Поселясь с отцом Афанасием, я построил для него и для себя новую келлию; это был первый опыт моего зодчества. Келлия имела шесть аршин в квадрате, с крыльцем под навесом; прихожая в два аршина длины и два ширины, далее квадратная комната в четыре аршина в длину и ширину, ибо от нее была отгорожена перегородкой спальня, шириной так же, как и прихожая, в два аршина; между прихожей и спальней в углу находилась печка, которой нагревалась вся келлия». От периода пустынножительства сохранились записки, составленные самим Тимофеем Ивановичем, которые являются интереснейшим свидетельством. Тимофей Иванович стал учеником старца Афанасия, опытного подвижника, молитвенника. Отец Афанасий со временем и постриг Тимофея Ивановича в монашество с именем Моисей, в честь Моисея Мурина. Вспоминают, что это имя ему выбрали за его гостеприимство и любовь к странникам, которыми отличался и преподобный Моисей Мурин.
Записки отца Моисея повествуют о суровой жизни отшельников в глухом лесу: «Волки постоянно выли около нас, в продолжение целой зимы; но мы уже привыкли к их вою, как бы к вою ветра; а медведи иногда обижали нас, расхищая наши огороды. Мы их видали весьма близко и часто слышали, как они ломали по лесу деревья, но никогда они нас не трогали, и мы жили с ними в мире». Нередко случались сильные ураганы: «Но страшен и самый рёв бури в вековом бору, когда она ходит по нему и, как трости, ломает то, что росло целые столетия». Однажды упавшее дерево чуть не убило одного из отшельников. Довелось им пережить и нападение разбойников. Пустынники ежедневно совершали службу по кельям, а на воскресные и праздничные дни собирались на богослужение вместе. Время проводили в трудах и молитвах, занимались небольшим скудным огородом – на той почве все росло плохо. Отец Моисей читал аскетические труды святых отцов, переписывал полууставом богослужебные книги. Довелось ему переписывать и переводы святоотеческих творений, сделанные старцем Паисием (Величковским), некоторые его рукописи хранили пустынники, – «Лествицу» Иоанна Лествичника, труды аввы Дорофея, Исаака Сирина, Симеона Блаженного и других. Изредка приходили посетители, которых старцы не оставляли без духовного наставления, со временем богомольцы стали обращаться за советом и к отцу Моисею.
В записках отца Моисея сохранились и его духовные рассуждения, свидетельствующие о внутреннем возрастании подвижника, вот один из таких фрагментов (запись сделана 15 декабря 1819 года): «Во время трапезы блеснуло в уме разумение относительно до сожительствующих со мною братий, чтобы их погрешности, видимые мною и исповедуемые ими, принимать на себя и каяться, как за собственные свои, дабы не судить их строго и гневом отнюдь не воспламеняться. Ошибки, проступки и грехи братьев да будут мои». Таковы были мудрость и смирение отшельника.
Несколько раз отец Моисей вынужден был покинуть место своего подвига – в 1812 году, во время нашествия французов; затем в 1816 году он совершил паломничество в Киев, посетив по дороге и другие монастыри, иногда приходилось уезжать и по делам обители. Так, в 1820 году он был в Москве и тогда же заехал в Оптину Пустынь, где познакомился с Филаретом, Калужским Владыкой. Эта встреча оказалась промыслительной. Владыка Филарет, любивший монашество, давно желал устроить в сосновом бору, окружавшем Оптину, уединенный скит и хотел поручить это рославльским пустынникам, зная об их подвижнической жизни. Отец Моисей понравился Владыке своим смирением, духовной рассудительностью, у него уже был десятилетний опыт пустынножительства. После переписки с Владыкой отец Моисей ответил на его приглашение перебраться в Оптину Пустынь для устройства скита согласием. 6 июня 1821 года, с несколькими монахами, среди которых был уже и его младший брат (Александр приехал к рославльским отшельникам ещё в 1816 году и был пострижен с именем Антоний), отец Моисей прибыл в Оптину Пустынь.
По прибытии пустынники с благословения игумена Даниила поселились в лесной чаще, окружающей Оптину Пустынь, в отдалении от монастыря, на границе его владений, там располагалась пасека и уединенная келья схимонаха Иоанникия, преставившегося в 1815 году.
Первым делом монахи должны были расчистить место для будущего скита – они рубили и выкорчевывали столетние сосны, из срубленного леса поставили кельи, храм во имя святого Иоанна Предтечи. План скита был составлен самими пустынниками и утвержден игуменом Даниилом. В декабре 1821 года отец Моисей отправился в Москву за сбором пожертвований на скит и вернулся с полной повозкой. В начале 1822 года был освящён храм, и в скит приехал Владыка Филарет, он в дальнейшем покровительствовал Оптиной.
Отец Моисей просил у него разрешения постричься в схиму, но Преосвященный Филарет не благословил и предложил отцу Моисею принять священство. Тот долго отказывался, больше месяца решался этот вопрос, в конце концов Владыка сказал: «Если ты не согласишься, буду судиться с тобою на Страшном Суде Господнем». Отец Моисей не стал упорствовать, и 22 декабря 1822 года был рукоположен во иеромонахи и определён духовником Оптиной.
Он продолжал заниматься устроением Предтеченского скита. Много заботился отец Моисей о насаждении на его территории деревьев разных пород, со временем они выросли и стали настоящим украшением скита, радуя насельников и паломников. Отец Моисей очень любил цветы, так что его заботами скит превращался постепенно в райское место.

В 1825 году, когда отец Моисей был в отлучке в Москве по делам монастыря, его избрали настоятелем Оптиной Пустыни. Для отца Моисея это было большим испытанием, он не стремился к начальствованию, больше всего его душа хотела уединения, молитвы, внутренней сосредоточенности. Но очевидно настал его час – он созрел для нелегкого настоятельского служения. Сам преподобный потом вспоминал, что согласился на настоятельство, предполагая пробыть в этой должности лет десять, а там уж всё оставить и жить в уединении. Но труды по управлению монастырем ему придётся нести до конца своих дней – 37 лет.
Отец Моисей принял настоятельство в 1826 году, ему было сорок три года. Тогда в монастыре числилось 40 человек братии. И внутреннее и внешнее состояние обители было далеко не процветающим. Даже для совершения праздничных богослужений приходилось приглашать диакона – своего хорошо знающего службу иеродиакона не было. За Оптиной числился большой долг, хозяйство не было налажено. Отец Моисей, возглавив монастырь, до последнего дня неустанно пёкся о его благоустроении.
За это время обитель буквально преобразилась. Здание Введенского собора было расширено, сооружены два боковых придела. В братской трапезной устроена церковь Марии Египетской, возведена кладбищенская церковь. Внутри храмов также проведены большие работы: стены украшены росписями, обновлены иконостасы. Расширилась и пополнилась прекрасными облачениями монастырская ризница. Так что благолепие храмов поражало приезжающих богомольцев, особенно тех, кто бывал в Оптиной до этих преобразований. Новое братское кладбище, весь скит с его церковью, кельями и службами – всё это возникло при отце Моисее.
Заботился настоятель и о нуждах братии. Были благоустроены и расширены существовавшие корпуса, вновь построено семь братских корпусов; возведены каменная ограда с семью башнями, новый большой корпус для братской трапезы. Значительным достижением было устроение монастырской библиотеки. Для неё возвели новое каменное здание, настоятель сам заботился о её пополнении книгами, основой библиотеки стало обширное собственное собрание книг и рукописей настоятеля. Помимо душеполезной литературы отец Моисей приобретал и выписывал книги по разным областям знания. Один из калужских книголюбов говорил, что после него заходить в книжную лавку не стоило и труда – он скупал всё интересное. Книги выписывались из Москвы и Петербурга. Именно при отце Моисее началась большая книгоиздательская деятельность в Оптиной Пустыни.
Паломники встречали в Оптиной радушный приём: для них были построены новые гостиницы (восемь корпусов с тремя флигелями). Из хозяйственных заведений появились два конных двора с братскими кельями, скотный двор, заводы кирпичный и черепичный, мельница. Значительно – почти в два раза – расширились земельные владения обители. На земле, Высочайше дарованной монастырю в 1853 году, устроен был хутор для сбора сена и рыбной ловли.
Все эти обширные преобразования и постройки были произведены фактически без денег, на веру. Настоятель, по воспоминаниям, мог предпринять строительство нового корпуса, имея всего каких-нибудь 15 рублей, но средства со временем появлялись, строительство шло, оставалось только удивляться. Делалось это ещё и на помощь бедным – для заработков.
Но сколько бы времени и сил не отнимали хозяйственные хлопоты, самым сложным было наладить внутреннюю жизнь монастыря. Игумен Моисей, возросший духовно на святоотеческом учении о молитве и послушании ученика старцу, стремился и жизнь вверенной ему обители построить на этих древних христианских началах. Но поскольку традиции были утрачены, братия монастыря была недовольна «новшествами» настоятеля. Вплоть до того, что некоторые иноки из старой братии писали доносы на игумена, жалуясь на новые порядки как нарушающие должный уклад монастырской жизни. Труды настоятеля стали привлекать паломников, которые также искали духовного окормления, что дало повод обвинять отца Моисея в том, что новые порядки внесли в жизнь обители суету и шум многолюдства. Но для отца игумена был дорог любой человек, пришедший в монастырь, страдания, нужды каждого были для него как свои собственные. Служение ближнему он считал таким же иноческим долгом, как молитвы и аскетические труды. Недаром ещё в рославльских лесах старцы отметили любовь и попечение отца Моисея о странниках, посетителях, теперь, когда он стал игуменом, это его свойство проявилось в полной мере. И конечно именно оно привлекало в обитель богомольцев, никто не уходил из Оптиной неутешенным.
От постоянных жалоб и доносов спасало то доверие и большое почтение, которые имел к настоятелю Владыка Калужский Филарет. Но вскоре после назначения отца Моисея настоятелем он был переведён на Киевскую кафедру, последующие Владыки также благоволили к игумену Моисею и его обители. Доносы и жалобы со временем прекратились. Новая полоса испытаний началась с приходом на Калужскую кафедру Преосвященного Николая, он управлял епархией с 1835 по 1851 год. Владыка своими распоряжениями принёс отцу Моисею немало неприятностей: настоятель не мог по своему усмотрению постригать иноков и назначать их на различные должности, преуспевших в духовной жизни монахов по распоряжению Владыки переводили в другие обители, Преосвященный Николай вмешивался в хозяйственные дела. Но отец Моисей выдержал это многолетнее испытание, видя в нём руку Промысла, направляющего его на борьбу с собственными страстями, он проявлял исключительные смирение и терпение даже при самых несправедливых притеснениях.
Несмотря на все препятствия и трудности, отец Моисей делал всё, чтобы устроить внутреннюю жизнь монастыря на основе святоотеческого учения. При его содействии в обитель поступили старцы, положившие начало оптинскому старчеству, – в 1829 году приехал сюда отец Леонид, а следом за ним и его ученик отец Макарий, они поселились в скиту. Сам игумен вверил себя попечению старца Леонида, которому безпрекословно во всём подчинялся. Так, личным примером, отец Моисей начал воссоздавать в Оптиной забытую традицию старчества, хотя именно она была с древности основой иноческой жизни. Старая братия, не знакомая с этим установлением, выражала недовольство, воспринимая правила послушания старцу, откровения помыслов как некое «новомодное учение», «ересь», на настоятеля и старцев сыпались доносы и жалобы. Но отец Моисей стоически претерпевал эти неприятности, уверенный в духовной пользе старчества.
Огромные труды по управлению обителью настоятель нёс как послушание, не оставляя духовных подвигов, никогда не забывая, что монастырь, в первую очередь, держится молитвой и духовным подвигом. Во всех хозяйственных делах он уповал на волю Божию.
Как справедливо отмечено в первом подробном жизнеописании старца: «По духовной своей мудрости он самым настоятельством своим пользовался не для того, чтобы выставлять себя, а более скрываться внутри себя: ни малейше не завидовал старцам в их духовной деятельности и её плодах, но со смиренною мыслью оставлял себе только настоятельские труды и попечения, по видимому только внешние заботы о благосостоянии обители, утаивая от всех и свои дарования, и свои молитвенные труды о духовном преуспеянии братии под руководством старцев».
Как у настоятеля у отца Моисея было только одно преимущество перед братией – огромная ответственность за них перед Богом и постоянные труды на благо обители. Жил он наравне со всей братией, строго придерживаясь устава, любовь к богослужению была привита ему ещё с детства. Он всегда неуклонно посещал утреню, призывал к этому и братию, говоря, что на Литургии Господь подает нам Свои Дары, а утреня – это наше служение и жертва Богу. Любимым его занятием было чтение, которому он посвящал каждую свободную минуту, но таких было немного.
Те, кто долгое время знали отца Моисея, вспоминают, какие труды он положил, чтобы при постоянном общении с людьми сохранять мир и терпение: «От природы горячий по характеру, многовременным подвигом понуждения себя он приобрёл замечательную тихость и кротость в обращении. Но не вдруг и не легко досталась ему такая победа над гневом». Если кто-либо своим поведением выводил его из себя, он удалялся на некоторое время в свои покои, восстанавливал мирное состояние духа и возвращался, чтобы спокойно закончить разговор и разрешить все недоумения.
Те, кому довелось знать отца Моисея, отмечали его мудрость, добродушие и незаурядное чувство юмора, хотя он мог быть и строгим: «Он бывал и весел без нарушения своего кроткого духовного величия; всегда сосредоточенный в себе, но ласковый в обхождении с ближними, невольно внушал к себе уважение». Какой высоты в смирении достиг отец Моисей свидетельствуют его слова, сохранившиеся в воспоминаниях: «Сам-то я хуже всех, другие, может быть, только думают, что они хуже всех, а я на самом деле дознал, что я хуже всех».
Снисхождение настоятеля к недостаткам и прегрешениям ближних многих удивляло. Сам он как-то сказал своему брату отцу Антонию: «Я всех вас недостатки сношу великодушно и никаким немощам вашим не удивляюсь, а ежели бы всем тем огорчаться и взыскивать по должности моей строго, то совсем бы себя давно расстроил». Бывало кто-нибудь, расстроенный неудачей в исполнении поручения или послушания, приходит к настоятелю, а тот, видя искреннее раскаяние брата и его усердие к делу, утешит, ещё и поблагодарит, скажет что-нибудь ободряющее, и провинившийся сразу расцветал и с ещё большим рвением брался за работу. Человек, его душа были отцу Моисею дороже всех дел: «Для всех доверие настоятеля было лучшим поощрением и лучшею наградою, потому все и старались как только могли, все трудились не с стеснённым сердцем, а от души, с полным усердием, и успеха было более, нежели бывает при других порядках». Если кто-то из братии действительно был виновен, отец Моисей терпеливо откладывал наказание, надеясь на исправление человека. Если же провинившийся раскаивался – настоятель от всей души оставлял его вину, никогда не попрекая старыми грехами.
Назначая послушание, настоятель старался обращать внимание брата на внутренний духовный смысл поручаемого ему дела. Так, определяя одного послушника в должность будильщик, он объяснял ему: «Знаешь ли ты, брат, какое это послушание? Ведь это дело ангельское: как ангелы возбуждают людей на молитву, так и будильщик возбуждает братию. Помни же это и старайся по совести проходить такое послушание».
Во всех недоумениях и расстройствах между иноками, отец Моисей старался призвать их к незлобию, отучить от осуждения и приучить снисходительно относиться к немощам друг друга. Так он прививал им истинное братолюбие. Придёт, бывало, кто-нибудь жаловаться на обидчика, а отец Моисей отвлечет его, поговорит по душам, тот уже все свои обиды и позабыл. Это происходило ещё и потому, что старец постоянно молился за своих подопечных.
С молитвой он делал всё, так учил и своего родного брата, отца Антония, в письме к нему: «...за непременный долг полагаю впредь наблюдать память Божию и не решаться ни на какое предложение, не помолившись довольно Богу и не размысливши, согласно ли оное с волею Вышнего и с силами моими». Призывая своих подопечных к послушанию, сам он являл образец этой добродетели, обретённой опытом и работой над собой. Советуя как-то брату во всём безпрекословно слушаться настоятеля, отец Моисей ссылался на себя: «Возьми в пример собственное моё искусство: в каких я бедствиях был, следуя своей воле! Когда же ты чего прилежно сам искать будешь или отрекаться, то поверь, во всю свою жизнь горько сожалеть будешь. Я тебе сие не от разума, но от опыта, и опыта примерного пишу, как другу любезному».
Поскольку архимандрит Моисей был очень прост в обращении со всеми, это располагало братию при любых недоумениях в отношении его слов и дел, обидах или недовольствах, безо всякой боязни обращаться к нему. Вот какой случай сохранился в воспоминаниях: «Одному монаху из оптинских старожилов некоторые распоряжения настоятеля показались неосновательными; долго он боролся с самим собою, желая объяснить это настоятелю, но боялся его расстроить; наконец решился высказать свои мысли. "А там, – подумал он, – пусть уж будет, что будет!" Пришёл к отцу архимандриту и сказал ему: "Батюшка, меня один помысл очень безпокоит". – "Что же тебе, брат, помысл говорит?" – "А вот, батюшка, помысл мне говорит, что вы не так делаете то и то", – и высказал всё, что было у него на уме. Отец архимандрит выслушал всё молча и внимательно, а потом тихо, с улыбкою, отвечал: "Скажи, брат, твоему помыслу, что это не его дело". С тем и отпустил этого монаха, так что он, обезоруженный кротостью настоятеля, удалился совершенно успокоенный и после сам смеялся над собою, как просто разрешились все его мысленные колебания».
Старая братия Оптиной не сразу, как уже рассказывалось, приняла настоятеля, особенно пожилые монахи высказывали недовольство его деятельностью. Был среди них и отец Вассиан, по годам и времени пребывания в обители считавший себя старше настоятеля и вправе советовать ему. Он часто приходил к отцу Моисею с критикой его действий: «Бывало и соберётся, придёт из cкита в монастырь и, с свойственной ему простотой, начнет выговаривать отцу архимандриту и делать ему замечания. Тот принимал его всегда с обычной своей любовью, молча выслушивал его, давал ему наговориться вдоволь, и потом, уходя в свою келью, возвращался оттуда со связкой баранок или чем-нибудь подобным и, благодаря своего обличителя, отдавал ему гостинец, приговаривая: "Ну, отец Вассиан, спаси тебя Господи, что потрудился посетить меня грешного, вот тебе за это и гостинец". Бывало, братия увидят, что схимник возвращается в скит со связкой баранок и, улыбаясь, догадывались, что он приходил учить или обличать архимандрита».
Это благодушие было неизменным свойством архимандрита Моисея. Располагало оно к настоятелю и сердца богомольцев, число которых значительно возросло при отце Моисее. Служение миру он считал неотъемлемой обязанностью монастыря. Паломники находили здесь всё то, за чем и отправляются люди из далёких мест в святые обители: возможность помолиться, получить духовное окормление, разрешить духовные нужды и недоумения. В монастыре и скиту специально были созданы условия, чтобы, не нарушая порядок и не мешая инокам, богомольцы могли обратиться к старцам. И хотя это всё же имело некоторые неудобства – поток людей возрастал, отец Моисей считал, что важней претерпеть эти неудобства, но дать людям ту духовную помощь, которую они ждут от монастыря. Иначе зачем же все иноческие труды и подвиги, какой в них смысл без любви к людям?
В гостинице не была установлена плата за проживание, стояла лишь кружка для пожертвований – кто сколько сможет. Один богатый купец поинтересовался, не боится ли настоятель, что все будут жить безплатно. «Девяносто девять не заплатят – Бог пошлет сотого, который за всех заплатит» – не смущаясь ответил преподобный.
Архимандрит Моисей ввёл в Оптиной традиции широкой благотворительности. В обители поддерживали нищих и бедняков, давая им пищу, кров. Большое строительство, которое велось в монастыре, как уже рассказывалось, имело целью ещё и дать работу, а значит – и пропитание нуждающимся.
Близко к сердцу принял он народное бедствие – разразившийся в один из неурожайных годов голод. Когда братия упрекала его, что самим монахам есть нечего, он взывал к их человеколюбию со слезами: «На что же мы образ ангельский носим? Для того ли, чтоб мы великое Его слово о любви к ближним только устами повторяли? Что же народу-то, с голоду что ли умирать?» Братия, пристыжённая отцом Моисеем, смягчилась. Он не уволил в тот год ни одного работника, продолжая всех кормить.
А скольким преподобный помог лично! Но он всегда скрывал свои благодеяния, что даже тот, кому он их оказывал, не сразу это понимал. Помогал тайно, иногда прикрывая свои благодеяния – часто покупал у бедняков совершенно ненужные вещи за большую цену. Свидетель такого случая с удивлением спросил, зачем он это сделал, отец Моисей воскликнул: «У него же пятеро детей, которых кормить нечем!» Приобретал он и плохие продукты, потом сам употреблял их в пищу. Держал на жаловании сирот, когда у него спросили, в чём их работа, оказалось: одни – для отпугивания ворон, другие – для ловли кротов.
Нередко настоятелю приходилось выслушивать замечания, зачем он принимает в монастырь так много народу, тем более – больных и старых, от которых никакой пользы. Он всегда убеждённо отвечал, что они – молитвенники за обитель, а это и есть самая главная польза. Для поступления в Оптину не требовалось делать взнос, принимали всех, но учитывалось искреннее желание посвятить свою жизнь Богу.
Обитель при отце Моисее выполняла и апостольское служение – несла в народ свет Христовой истины. Когда было налажено книгоиздательство, настоятель во множестве рассылал книги в обители, библиотеки, частным лицам, раздавал книги богомольцам. Из числа Оптинской братии, воспитанной архимандритом Моисеем, вышли настоятели многих обителей, где они, в свою очередь, насаждали традиции старчества.
Очевидное безкорыстие и нестяжательность настоятеля привлекали в Оптину многочисленных благотворителей. Оказывая им должное уважение, архимандрит Моисей никогда не имел лицемерия или человекоугодия. Одно семейство, много жертвовавшее Оптиной, как-то предъявило жалобы на гостинника, упомянув свои благодеяния. На этот старец ответил: «Мы думали, что вы благотворите ради Бога и от Него ждёте награды, а мы, убогие и несправные, чем воздадим?» И хотя в последние годы жизни архимандрита Моисея за обителью числился довольно большой долг (он со временем был уплачен), при налаженном хозяйстве, обширных угодьях и множестве благотворителей, это уже была совсем другая ситуация, по сравнению с тем, что было в Оптиной, когда отец Моисей принял её под своё управление. Благодаря его трудам Оптина Пустынь к середине XIX столетия стала крупнейшим монастырем, духовным центром России.
Архимандрит Моисей исполнил слово Владыки Филарета, основателя Предтеченского скита и духовного благодетеля Оптиной Пустыни, сказанное ему при братии еще в 1842 году: «Отец Моисей! Веди всех их в Царство Небесное, ни одного не оставляй». Преподобного Моисея можно назвать образцовым настоятелем или «образом настоятеля», среди самых больших забот не забывавшего «единого на потребу».
Так в трудах и многочисленных попечениях проходила жизнь подвижника. Весной 1862 года он заболел – на спине образовался карбункул, доставлявший много страданий старцу. Это время было омрачено ещё и доносом на него, поступившим от некоторых братий. Узнал он об этом в мае, во время последней поездки в Калугу для поздравления преосвященного Владыки Григория, уже будучи болен. Это горькое известие повлияло на состояние старца.
В конце мая болезнь усилилась, к ней добавилась водянка. Отец Моисей каждый день приобщался Святых Тайн. Состояние становилось всё более тяжелым, но и тогда настоятель старался по мере сил заниматься делами обители.
6 июня архимандрита Моисея постригли в схиму с сохранением прежнего имени. Весть о пострижении в схиму и о приближающейся кончине отца Моисея собрала к одру старца великое множество людей – монашествующих и мирских. С плачем и благоговением подходили они к нему, чтобы принять последнее благословение.
14 июня отец Моисей попросил вынести из кельи все вещи и поставить перед ним большой образ святителя Тихона Задонского, который так и находился перед ним до самой кончины, последовавшей в день тезоименитства святителя. 15-го старец с трудом сделал благословляющий жест ослабевшей рукой. В это время одному из духовных чад во сне было видение, в котором отец Моисей благословлял всех членов его семьи.
По воспоминаниям, в эти последние дни «открылось тщательно скрываемое им дарование прозорливости: больной старец, подозвал к себе келейника и сказал: "Спроси, что это за женщина? Зачем она меня безпокоит?" Келейник, не видя никакой женщины, подумал, что это бред. Но потом оказалось, что на крыльце, за дверями, действительно, долго стояла женщина, которая, получив образок для себя, не хотела удалиться и настоятельно просила, чтобы ей дали образок и для её сына. Узнав об этом, келейник взял образок, поднёс его старцу для благословения. Старец благословил его и промолвил: "Вот теперь я спокоен", – и келейник вынес образок дожидавшейся крестьянке. Другому же посетителю, к немалому его удивлению, преподобный сказал, что в воскресенье надеется быть в церкви, и когда тот возразил, что ему по слабости сил никак нельзя служить, преподобный Моисей прибавил: "Служить нельзя, но быть можно". Слова эти сбылись в точности – в воскресенье гроб почившего о Господе старца был перенесён в церковь».
16 июня, в десятом часу утра, когда читались слова Евангелия от Матфея: «Приити бо имать Сын Человеческий во славе Отца Своего, со ангелы Своими, и тогда воздаст комуждо по деянием его» (Мф.16, 27), отец Моисей тихо отошел ко Господу.
Обитель, многочисленные богомольцы прощались с настоятелем. 19 июня, после Божественной Литургии, при большом стечении народа состоялся чин отпевания, а затем погребение архимандрита Моисея. Его похоронили в Казанском соборе.
Жизнь настоятеля архимандрита Моисея была ежедневным подвигом, это было очевидно уже для его современников, как ни старался он скрывать свои добродетели. В жизнеописании, составленном после кончины старца братией, говорится: «Всю жизнь отца архимандрита можно выразить такими словами: он жил сокровенно в Боге. Как ни высоко это слово, для него оно было и делом. Во всём – в попечениях об устройстве и содержании обители, в управлении братством и нравственной его поддержке, во всех своих благонамеренных предприятиях, во всём возлагался он на Господа с полною верою и упованием, всё, случавшееся с ним, принимал как от Господа: скорбное – как посланное для пользы душевной, утешительное – как знак Отеческого милостивого промышления. „От Него, Создателя, –  говорил он, – бытие наше, Им живем и движемся, и от Него всякое благо и всякий дар"». Эти слова старца – его живой завет и всем нам.