Собор Оптинских Старцев. Книга 11. Прп. Васонофия

Всегда надейтесь только на Бога, но никак не на  человека.                       
Тогда всякое зло будет отпадать от вас, как отрубленная ветка.
преп. Варсонофий
 

Беседы прп. Варсонофия, взяты из книги «Духовное наследие» (СТСЛ, 2004)
Вначале идут рассказы о жизни преподобного – детстве, мiрских занятиях, выборе скорбного и радостного монашеского пути. Затем следуют беседы и поучения старца, его же молитвами да помилует нас Господь!

Часть 1. Из жизни
Детство

Деды и прадеды мои были купцами-миллионерами в Самаре. Им принадлежала целая улица, которая называлась Казанской. Вообще, вся семья наша находилась под особым покровительством Казанской иконы Божией Матери.
Когда мне было года три-четыре, мы с отцом часто ходили в церковь, и много раз, когда я стоял у иконы Божией Матери, мне казалось, что я видел, как Богоматерь смотрит на меня с иконы, и улыбается, и манит меня. Я подбегал к отцу.
– Папа, папа, Она живая! – повторял я.
– Кто, дитя мое?
– Богородица.
Отец не понимал меня. Однажды, когда мне было лет шесть, был такой случай. Мы жили на даче в своем имении под Оренбургом. Наш дом стоял в огромном парке и был охраняем сторожем и собаками, так что проникнуть туда незаметно постороннему лицу было невозможно. Как-то мы гуляли с отцом по парку, и вдруг, откуда ни возьмись, перед нами появился какой-то старец. Подойдя к моему отцу, он сказал: «Помни, отец, что это дитя в свое время будет таскать души из ада». Сказав это, он исчез. Напрасно потом его везде разыскивали, никто из сторожей его не видел.
Моя мать умерла при моем появлении на свет, и отец женился вторично. Моя мачеха была глубоко верующей и необычайно доброй женщиной, так что вполне заменила мне мать. И даже, может быть, родная мать не смогла бы дать мне такого воспитания. Вставала она очень рано и каждый день бывала со мной у утрени, несмотря на мой младенческий возраст.
Раннее утро. Я проснулся, но вставать мне не хочется. Горничная помогает матери умываться, я кутаюсь в одеяльце. Вот мать уже готова.
– Ах, Павел-то еще спит, – говорит она, – подай-ка сюда холодной воды, – обращается она к горничной.
Я моментально высовываюсь из-под одеяла.
– Мамася, а я уже проснулся!
Меня одевают, и я с матерью отправляюсь в церковь. Еще совершенно темно, я по временам проваливаюсь в сугробы и спешу за матерью.
А то любила она дома молиться. Читает, бывало, акафист, а я распеваю тоненьким голоском на всю квартиру:
– Пресвятая Богородица, спаси нас!

Страшный сон

Молодость моя проходила шумно и весело. Денег было много, делай, что хочешь. Но вот однажды вижу я странный сон. Ясно, как наяву, входит ко мне какой-то старец, подходит близко, берет за руку и, указывая на часы, стоявшие против моей кровати, спрашивает: «Который теперь час?» – «Половина седьмого». – «Через три года ты умрешь». И вторично спрашивает: «Который час?» – «Половина седьмого». – «Через три года ты умрешь». И опять: «Который час?» – «Половина седьмого», — отвечаю я уже с раздражением. – «Через три года ты умрешь».
Я проснулся, зажег огонь, посмотрел на часы. Было 35 минут седьмого, следовательно, явление старца было как раз в половине седьмого. Оделся, позвонил, велел подать самовар. «Что это, Павел Иванович, сегодня так рано встать изволили?» – спросил лакей. – «Да так, не хочется спать».
Налил себе чаю – не пьется. Неужели мне жить осталось только три года? А там – смерть. Господи, так тяжело и страшно.
Часов в 12 зашел ко мне один из товарищей: «Знаешь новость? Устраивается пикник, собирается большое общество, вот будет весело! Я хотел и тебя записать, но потом все-таки решил спросить, поедешь ли?» – «А почем с человека?» – «Пустяки, по 50 рублей». – «Если бы ты записал меня не спросясь, то пришлось бы тебе свои деньги заплатить!» – «С каких пор ты стал Плюшкиным?» – «Я не стал Плюшкиным, но мне сильно нездоровится». – «Конечно, больному человеку удовольствие не в удовольствие».
Он скоро ушел. С тех пор мысль о смерти не покидала меня. Я стал уклоняться от всяких развлечений. Впрочем, я не сразу порвал со всем.
Мир – это такое чудовище, что, если повернуть круто, разорвет. И вот стал я постепенно освобождаться от уз мира, становилось все легче и легче, и, наконец, совсем освободился от него. Я перестал бывать у большинства моих прежних знакомых. Оставил два-три благочестивых семейства, где бывал изредка.
Прошло три года, наступило 17 сентября, памятный для меня день, в который я видел старца. С раннего утра я уехал в один монастырь, исповедался и приобщился Святых Тайн. После причастия стою в церкви и думаю: «Вот грохнусь!» Не грохнулся.
Впрочем, слова старца исполнились. Я действительно умер в тот день, но умер для мира.

Иоанно-Предтеченский монастырь в Казани

Однажды в Казани Великим постом оттянул я говение до последней недели. В Четверг на Страстной неделе собрался я в военную церковь исповедаться. По дороге обратил внимание на неизвестный мне маленький храм старинной архитектуры. На мой вопрос, как называется эта церковь, мне ответили, что это Ивановский монастырь во имя Иоанна Предтечи, основанный ещё Иоанном Грозным. Вошёл я туда и стал осведомляться, где здесь живут священники (не зная тогда, что они называются иеромонахами).
– Да кого вам именно надо? – спрашивают.
– Священника, чтобы исповедаться.
Указали мне на иерея преклонных лет отца Сергия. Подошел я к нему, объяснил ему свое желание и исповедался. После спрашиваю:
– Куда ведет эта дверь?
– К игумену нашего монастыря отцу Варсонофию.
– Какое трудное имя!
– Чем же трудное? Ведь в нашем монастыре почивают мощи святителя Варсонофия, вы бы сходили туда помолиться.
С тех пор я частенько стал бывать в этом монастыре, к великому смущению моих сослуживцев. И с этого времени мир восстал на меня, начались безчисленные толки о моем странном образе жизни. «Что это с ним сделалось? Принятый во многих аристократических семействах, у Обуховых, у Молоствовых, он находит теперь удовольствие в беседе и чаепитии с монахами. Да он просто с ума сошел!» – «Однако начальство им довольно, служба у него идет прекрасно, он получает чин за чином, отличие за отличием, – поднимался робкий голос в мою защиту, – и пост он занимает ответственный – мобилизация всей армии восточной России. Дело, требующее неустанной бдительности, находится у него в руках, и он вполне с ним справляется».
– «Ну, уж не знаю, как это происходит, а только он с монахами познакомился».
Последний довод казался таким убедительным, что умолкали голоса, пробовавшие защитить меня, и все успокаивались на одном: сердечно его жаль, а умный был человек.
Эти и подобные толки еще более способствовали моему отдалению от мира. Но целых десять лет прошло среди искушений и исканий, прежде чем я нашел истинный путь.
Впрочем, Господь в это тяжелое время не оставлял меня без утешения: я переживал минуты такого духовного восторга, что с радостью согласился бы, чтобы резали и жгли мое тело, делали бы с ним все, что угодно, лишь бы сохранить мне эти восторги. Так жить было больше нельзя. Но как же? Посоветоваться было не с кем. В таких томлениях и исканиях прошло три года. В это время я ездил по Волге, был в нескольких монастырях, но ни один из них мне не приглянулся. Куда поступить? В Казани меня все знают, а хотелось бы уйти подальше от родных, хоть в Верхний Египет, где бы меня никто не знал.

Выбор невесты

Девяти лет я был отдан в гимназию. Годы учения пронеслись быстро. Потом поступил на службу и поселился в Казани под покров Царицы Небесной. Когда мне исполнилось двадцать пять лет, мать обратилась ко мне с предложением жениться. По ее настоянию я в первый раз подошел к женщинам и вступил с ними в разговор. «Боже мой! Какая нестерпимая скука, – подумал я, – все только говорят о выездах, нарядах, шляпках. О чем же буду говорить с женой, когда женюсь? Нет уж, оставлю это».
Прошло еще пять лет. Матушка снова стала советовать мне: «Подумай, Павлуша, может быть, еще и захочешь жениться, приглядись к барышням, не понравится ли тебе какая из них».
Я послушался матери, как и в первый раз, но вынес такое же впечатление от бесед с женщинами и решил в душе не жениться. Когда мне было лет тридцать пять, матушка снова обратилась ко мне: «Что ж ты, Павлуша, Все сторонишься женщин, скоро и лета твои пройдут, никто за тебя не пойдет, смотри, чтобы потом не раскаиваться».
За послушание исполнил я желание матери и вступил опять в беседу с женщинами. В этот день у одних моих знакомых давался большой званый обед. Ну, думаю, с кем мне придется сидеть рядом, с тем и вступлю в странный разговор. И вдруг рядом со мной оказался священник, отличавшийся высокой духовной жизнью, и завел со мной беседу о молитве Иисусовой. Я так увлекся, слушая его, что совершенно забыл о своем намерении разговаривать с невестами. Когда кончился обед, у меня созрело твердое решение не жениться, о чем я и сообщил матери. Матушка очень обрадовалась. Ей всегда хотелось, чтобы я посвятил свою жизнь Господу, но сама она никогда не говорила мне об этом. Господь неисповедимыми путями вел меня к монашеству. По милости Божией узнал я Оптину и батюшку отца Амвросия, благословившего меня в монастырь.
За год до моего поступления в скит, на второй день Рождества Христова я возвращался от ранней обедни. Было еще темно, и город только что начал просыпаться. Вдруг ко мне подошел какой-то старичок, прося милостыню. Спохватился я, что портмоне не взял, а в кармане всего двадцать копеек. Дал я их старику со словами: «Уж прости, больше нет с собой». Тот поблагодарил и подал мне просфору. Я взял ее, опустил в карман и хотел только что-то сказать нищему, как его уже не было. Напрасно я смотрел повсюду, он исчез бесследно. На другой год в этот день я был уже в скиту.

Покровительство святителя Варсонофия

Это было давно, когда я был еще Павлом Ивановичем. Однажды поехал я в театр. Шли в первый раз «Гугеноты». Сидел я с моим начальством. Поют на сцене любовные песни, а мне приходит на ум: «А что, если я сейчас умру, куда пойдет душа моя? Уж, конечно, не в рай. Но если не в рай, то куда же?» Страшно мне стало, уж и на сцену смотреть не хочется. А внутренний голос говорит: «Уйди отсюда!» Но как же уйти? Начальство сидит, неудобно. А внутренний голос все повторяет: «Уйди, уйди...»
Я встал, тихо дошел до двери и вышел. Сначала пошел медленно, а затем все скорее и скорее, взял извозчика и поехал домой.
С тех пор я стал избегать театра. Бывало, придут товарищи, ложу предлагают взять пополам, а я отказываюсь то по одной причине, то по другой. Затем глаза у меня разболелись, так больше я и не ходил в театр. Очень мне захотелось узнать через несколько лет, кто помог мне уйти от «Гугенотов». Оказалось, что в первый раз «Гугеноты» шли 4 октября, когда празднуется память святителя Варсонофия. Понял я тогда, что этот святой убедил меня уйти из театра.
Много лет прошло после того. Я был уже в монастыре, готовился к постригу. Вдруг опасно заболел. Все отчаялись в моем выздоровлении, решили поскорее совершить пострижение. Помню, наклонившись надо мной, спрашивают: «Какое хочешь получить имя?» Я с трудом едва мог ответить: «Все равно». Слышу, при пострижении именуют меня Варсонофием. Следовательно, и здесь святитель не оставил меня, но пожелал быть моим покровителем.

Оптина пустынь

Один из моих знакомых, очень доброй души человек, зная о моих устремлениях, сказал мне: «Положитесь во всем на волю Божию, не предпринимайте сами ничего. Скажи мне, Господи, путь, в онъже пойду (Пс. 142, 8), и увидите, что все устроится». И действительно, после его слов я совершенно успокоился. По силе своей молился, прочитывал утренние и вечерние молитвы, иногда прибавляя канончик. Много молиться мне было некогда по обязанностям службы.
Однажды я пришел в штаб с докладом к начальнику. Но прошел час, а он все не появлялся. Я решил подождать, а в это время явился ординарец и сообщил, что начальника сегодня не будет, ему нездоровится. Делать мне было нечего, я начал прохаживаться по штабу. Идя по коридору, заметил в одном из отделений книжечку в коричневой обложке – журнал «Вера и разум», издававшийся в Харькове архиепископом Амвросием. Стал перелистывать: богословский отдел, миссионерский, известия и заметки. Читаю: «В Калужской губ. недалеко от города Козельска находится Оптина пустынь, и в ней есть великий старец отец Амвросий, к которому ежедневно со всех концов России стекаются тысячи богомольцев за разрешением своих недоумений».
– Так вот кто укажет мне, в какой монастырь поступить, – подумал я и решил взять отпуск.
– Давно пора проветриться, десять лет сиднем сидите, и здоровье ваше, кажется, неважнецкое, – сказал мне мой начальник, – товарищи ваши успели уже по два, даже по три раза прокатиться. Я доложу наверх, и вам выдадут из экономического отдела приличное пособие. Сколько времени вы хотите быть в отпуске, двадцать шесть дней или два месяца?
– Довольно и двадцать шесть дней.
– Поезжайте по Волге.
– Да я по ней уже ездил, – отвечаю, а в душе думаю: махну прямо в Оптину к батюшке Амвросию.

Преподобный Амвросий Оптинский

Прп. Амвросий Оптинский

Приезжаю, иду в скит, из монахов никого нет.
– Что же, – думаю, – перемерли все, что ли?
Идет навстречу мне мирянин, обращаюсь к нему:
– Скажите, пожалуйста, где же монахи?
– Они по келлиям у себя, а вы, верно, к батюшке Амвросию?
– Да, мне он нужен.
Прихожу, народу было много, пришлось подождать. Наконец батюшка принял меня. Помню, когда я увидел отца Амвросия, то какой-то голос мне сказал: «Ну вот, он-то тебя и возьмет». Я выразил ему свое желание поступить в монастырь и просил указать, в какой именно.
– Искус должен продолжаться еще два года, – сказал старец, – а после приезжайте ко мне, я вас приму. Сколько вы получаете жалованья?
– Столько-то.
– Ого! Ну, вот вам послушание: пожертвуйте на такие-то церкви.
Между прочим, батюшка назвал церковь Спаса за Верхом, куда велел послать двести рублей. До сих пор я не понял, отчего именно на эту церковь, но, конечно, и это имело свое глубокое значение.
– А в отставку теперь подавать? – спрашиваю.
– Нет, подождать два года.

Преподобный Варнава Гефсиманский

 
Прп. Варнава Гефсиманский

Перед поступлением в монастырь поехал помолиться Преподобному Сергию. В это время в Черниговском скиту подвизался отец Варнава. Пошел я к нему на благословение. Благословил он меня, да и говорит: «Простудился, жениться надо». Эти слова привели меня в страшное смущение. Некоторые из бывших со мной, не любившие отца Варнаву, говорили: «Вот видите, какие советы дает? Великий старец отец Амвросий благословил в монастырь идти, а этот жениться предлагает». Слова отца Варнавы запали мне в душу и сильно смущали меня. Когда я, уже став иноком, рассказал об этом батюшке отцу Амвросию, то он мне так растолковал эти слова: каждая душа христианская есть невеста Христова, следовательно, надо жениться, соединиться со Христом, слово же «простудился» означает духовную болезнь, от которой страдает человек, пока не вообразится в нем Христос.

Последние годы в миру

Приехав в Казань, я распродал свою обстановку, зеркала, картины и поселился в меблированных комнатах. Снял небольшой номерок, в котором было довольно уютно. Чтобы не жить одному, взял к себе сына коридорного, очень хорошего мальчика, лет двенадцати. Где-то он теперь? Не знаю. Говорили, что поступил в монастырь.
Через два года снова отправился к батюшке Амвросию, который в это время находился в Шамордине.
Встретив меня, батюшка сказал:
– Теперь подавай в отставку и к празднику Рождества Христова приезжай к нам, я укажу тебе, что делать.
Когда я вернулся в Казань, мальчик мой очень обрадовался, не знал он, что скоро расстанется со мной навсегда.
Сидим мы раз с ним за чаем.
– А я вас, Павел Иванович, во сне видел, – сказал он.
– Как же ты меня видел?
– Да очень странно. Вижу, будто вы идете из города по направлению к кладбищу во всем белом и поете ирмос «Воду прошед, яко сушу, и египетскаго зла избежав».
Впоследствии мне истолковали этот сон: город – мир; кладбище, которое в Казани было расположено в восточной стороне, означало Горний Иерусалим; шел я, чтобы умереть для мира; белые одежды – убеление души, так как в то время у меня созрело решение оставить все. Ирмос «Воду прошед, яко сушу» поется при отпевании младенцев и означает отпевание умершего для мира.
Выехал я из Казани в Оптину 17 декабря, в день святых отроков Анании, Азарии и Мисаила, спасшихся в вавилонской печи: в этот день я избавился от мира. Приехал в Москву. В моем распоряжении оставалось дня три, а потому я решил остановиться. Под день памяти святителя Петра пошел ко всенощной в храм Христа Спасителя. В церкви царил полумрак, особенно в куполе. Пение мне не понравилось, я начал чувствовать усталость, нетерпение и решил уйти в другую церковь, поискать хороших певчих. Рядом со мной стоял какой-то господин.
– Скажите, пожалуйста, есть ли у вас в Москве храм с хорошими певчими? – спросил я его.
– Да ведь и здесь прекрасный хор.
– Но мне совсем не нравится.
– А это потому, что нет самого регента. Он, вероятно, скоро придет. Потерпите.
Я подумал: собираюсь идти в монастырь, надо привыкать к терпению. И остался. В это время запели ирмос «Христос рождается, славите». Я вдруг почувствовал, что это относится ко мне, как и дальнейшие слова: «вознесый род наш». Но что же это такое? Пение совершенно изменилось. Оказалось, что пришел регент. В невыразимом духовном восторге, которого никогда не испытывал раньше, достоял я всенощную. Насколько первая ее половина была утомительна, настолько вторая – торжественна и радостна. На другой день отправился к обедне, и когда вошел в храм, священник, держа чашу, возгласил: «Всегда, ныне и присно, и во веки веков». Хор запел: «Да исполнятся уста наша хваления Твоего, Господи!»
К празднику я был в монастыре.
Уже впоследствии я понял значение того, что раньше казалось мне простой случайностью. Всенощная в Москве была изображением моей жизни, сначала печальной и тяжелой, затем радостной о Христе. «Да исполнятся уста наша хваления Твоего, Господи!» Но, повторяю еще раз, всякому, только помыслившему вступить на правый путь, приходится переносить массу всевозможных искушений. Блаженны и преблаженны вступившие на правый путь. Но как удержаться на этом пути, ведь враг нападает со всех сторон? Исполнением заповедей Евангельских и молитвой Иисусовой. Обидел ли кто – потерпи. Враг научает отомстить, а Христос с высоты говорит: «Прости». – «Не хочу Тебя слушать, Господи, мне слишком тяжело», – и наговорит человеку другому того, что после сам ужаснется. Иисусова молитва приучает нас к кротости, незлобию, терпению. Дай, Господи, нам если не любить врагов, то, по крайней мере, прощать им.

Часть 2. Поучения и беседы
Святое Евангелие

В Евангелии скрыт глубокий смысл, который постепенно проясняется для человека, внимательно читающего Писание. И по этой неисчерпаемой глубине содержания узнаем мы о Божественном происхождении Книги, потому что всегда можно отличить дело рук человеческих от творения Божия.
Видали ли вы искусственные цветы прекрасной французской работы? Сделаны они так хорошо, что, пожалуй, не уступят по красоте живому растению. Но это – пока рассматриваем оба цветка невооруженным глазом. Возьмем увеличительное стекло и что же увидим? Вместо одного цветка – нагромождение ниток, грубых и некрасивых узлов; вместо другого – пречудное по красоте и изяществу создание. И чем мощнее увеличение, тем яснее проступает разница между прекрасным творением рук Божиих и жалким ему подражанием.
Чем больше вчитываемся мы в Евангелие, тем явственнее разница между ним и лучшими произведениями величайших человеческих умов. Как бы ни было прекрасно и глубоко любое знаменитое сочинение – научное или художественное, но всякое из них можно понять до конца. Глубоко-то оно глубоко, но в нем есть дно. В Евангелии дна нет. Чем больше всматриваешься в него, тем шире раскрывается его смысл, неисчерпаемый ни для какого гениального ума.

Вечность адских мук
 
Страшный Суд. Икона.

В настоящее время не только среди мирян, но и среди молодого духовенства начинает распространяться такое убеждение: будто бы вечные муки несовместимы с безпредельным милосердием Божиим, следовательно, муки не вечны. Такое заблуждение происходит от непонимания дела. Вечные муки и вечное блаженство не есть что-нибудь только извне приходящее. Но все это прежде всего внутри самого человека. ...Царствие Божие внутрь вас есть (Лк. 17, 21). Какие чувства насадит в себе человек при жизни, с тем и отойдет в Жизнь Вечную. Больное тело мучается на земле, и чем сильнее болезнь, тем больше мучения. Так и душа, зараженная различными болезнями, начинает жестоко мучиться при переходе в Вечную Жизнь. Неизлечимая телесная болезнь кончается смертью, но как может окончиться душевная болезнь, когда для души нет смерти? Злоба, гнев, раздражительность, блуд и другие душевные недуги – это такие гадины, которые ползут за человеком и в Вечную Жизнь. Отсюда цель жизни и заключается в том, чтобы здесь, на земле, раздавить этих гадов, чтобы очистить вполне свою душу и перед смертью сказать со Спасителем нашим: «...Грядет сего мира князь и во мне не имать ничесоже» (Ин. 14,30). Душа грешная, не очищенная покаянием, не может быть в сообществе святых. Если бы и поместили ее в рай, то ей самой нестерпимо было бы там оставаться, и она стремилась бы уйти оттуда.
Действительно, каково немилосердной быть среди милостивых, блудной – среди целомудренных, злобной – среди любвеобильных и т.д.
Один бедный учитель попал однажды на великосветский обед. Посадили его между генералами. Неловко он себя чувствовал: с ножом и вилкой не так обращался, как его высокие соседи; подвязал салфетку, видит, нехорошо, другие соседи не подвязывают, положил на колени, а она предательски на пол соскользнула, пришлось нагибаться и поднимать с пола. Блюд было много, учитель от некоторых отказывался, так как не знал, как к ним приступить. Весь обед сидел он как на иголках и только мечтал, когда же все кончится. Остальные вели себя как дома, все блюда отведали, весело разговаривали, смеялись. Наконец обед кончается. После десерта несут последнее блюдо: маленькие стаканчики, наполненные какой-то беловатой жидкостью, поставленные в большие стеклянные чашки. Подали сначала генералу, сидевшему рядом с учителем, тот взял и поставил рядом с собою. Учителю очень хотелось пить, взял он стаканчик и выпил залпом. Не особенно вкусно показалось – вода теплая с мятой. Но каково было смущение бедного учителя, когда он увидел, что все стали полоскать рот и никто эту воду не пил. Вконец смущенный, встал он из-за стола и в глубине души дал клятвенное обещание никогда не бывать на великосветских собраниях.
Если уж на земле так неприятно быть не в своем обществе, то тем более на Небе.
Сильно распространен теперь неправильный взгляд на муки вообще. Их понимают как-то слишком духовно и отвлеченно, как угрызения совести. Конечно, угрызения совести будут, но будут мучения и для тела, не для того, в которое мы сейчас облечены, но для нового, в которое мы облечемся после Воскресения. И ад имеет определенное место, а не есть понятие отвлеченное.

Жизнь есть блаженство

Жизнь есть блаженство. Эти слова могут показаться странными. Как можно жизнь назвать блаженством, если в ней на каждом шагу встречаются неудачи, разочарования, огорчения. Сколько горя терпят люди! Жизнь, говорят некоторые, есть труд, и часто труд неблагодарный, какое уж тут блаженство? Блаженством для нас станет жизнь тогда, когда мы научимся исполнять заповеди Христовы и любить Христа. Тогда радостно будет жить, радостно терпеть находящие скорби, а впереди нас будет сиять светом Солнце Правды – Господь, к Которому мы устремляемся. Все Евангельские заповеди начинаются словом «блаженны»: блаженны кроткие..., блаженны милостивые..., блаженны миротворцы... (Мф. 5, 5, 7, 9). Отсюда вытекает как истина, что исполнение заповедей приносит людям высшее счастье. История христианских мучеников с особенной яркостью подтверждает это. Какие только мучения ни переносили они, каким пыткам ни подвергались, весь ад восставал на них. Резали и жгли тела исповедников Христовых, разрывали их на части, измученных бросали в смрадные темницы, а иногда в склепы, наполненные мертвыми костями и всевозможными гадостями. Иногда для большего устрашения им показывали покойников, восстающих из гробов и устремляющихся на них, а мученики радовались. Из безчисленного сонма мучеников вспомним хотя бы святую Перепетую. Ее подвергали ужасным пыткам, желая вынудить отречение от Христа, но святая мученица осталась непоколебимой. Вот, наконец, ей выносят смертный приговор. Услыхав о нем, святая Перепетуя исполняется такой неизреченной радости, что лицо ее сияет. Удивленный мучитель спрашивает:
– Какова причина твоей радости? Сейчас ты расстанешься с жизнью – и вдруг ликуешь?
– Умирая за Христа, – отвечала святая, – я получу Вечную Жизнь в Царстве Жениха моего.
– Пришли нам из этого Царства плодов, – со смехом сказал мучитель.
Святая обещала. Как только ее голова упала под ударом палача, явился юноша необычайной красоты. Он держал вазу, наполненную плодами, от которых исходило дивное благоухание. Подавая плоды мучителю и окружавшему его синклиту, юноша произнес:
– Это прислала вам святая мученица Перепетуя из рая Жениха своего.
И с этими словами он стал невидимым. Все присутствующие исполнились удивления, вкусили от предложенных плодов, и множество людей уверовало во Христа. 

Борющиеся будут спасены

Люди, борющиеся со страстями, как мы все, то одолевают их, то побеждаются ими. Борющиеся будут спасены, Господь не презрит их трудов и усилий и пошлет им христианскую кончину. Люди же плотские, вовсе не думающие о спасении души своей, погибнут, если, конечно, перед смертью не принесут покаяния.
Различны устроения людей, различную славу унаследуют они и в Жизни Будущей. Апостол Павел пишет: «Ина слава солнцу... ина слава звездам» (1 Кор. 15, 41) и т. д. Даже Ангелы Божии не в одинаковой славе у Бога. Ближе всех к престолу Божию пламенные Серафимы, затем Херувимы, потом Престолы, Господствия, Силы, Власти, Начала, Архангелы, Ангелы. Эти девять чинов ангельских совершенствуются ежесекундно; так и души людей, смотря по тому, насколько они были приготовлены на земле, не остаются в одном состоянии, а переходят из клеточки в клеточку.

Признак омертвения души

У преподобного Иоанна Лествичника спросили, есть ли верные признаки, по которым можно узнать, приближается ли душа к Богу или отдаляется от Него. Ведь относительно обыденных предметов есть определенные признаки – хороши они или нет. Когда, например, начинают гнить капуста, мясо, рыба, то легко заметить это, ибо испорченные продукты издают дурной запах, изменяют цвет и вкус, и внешний вид их свидетельствует о порче.
Ну а душа? Ведь она безтелесна и не может издавать дурного запаха или менять свой вид. На этот вопрос святой отец ответил, что верный признак омертвения души есть уклонение от церковных служб. Человек, который охладевает к Богу, прежде всего, начинает избегать ходить в церковь. Сначала старается прийти к службе попозже, а затем и вовсе перестает посещать храм Божий. Оттого-то для иноков и обязательно посещение службы. Правда, по неотложным делам иногда разрешается не ходить ко всем службам, но при возможности это вменяется в необходимую обязанность. У нас в скиту даже обходят келлии по праздникам, чтобы никто не уклонился от церковной службы.

«Даждь Ми, сыне, твое сердце...»
 
Господь Вседержитель. Фреска в храме святой Софии в Константинополе.

Помню, лет сорок, а то и пятьдесят тому назад, был я в одном доме. Собралось там много гостей. Одни, как водится в миру, играли в карты, другие разговаривали, потом начались танцы. Это не был настоящий бал, как-то все вышло неожиданно. На этом вечере была девушка удивительной красоты. Ни в чем она не принимала участия. Потом вдруг встала, подошла к роялю и начала играть. Чувствовалось, что она совершенно ушла от окружающей обстановки, ушла в себя, в свой внутренний мир и, пожалуй, в эти звуки. Стояла чудесная лунная ночь. Долго играла девушка, а когда наигралась, подошла к окну и задумалась. Меня все это заинтересовало, и я решил с ней познакомиться. Подхожу к одной даме и спрашиваю:
– Знаете ли вы такую-то?
– Знаю.
– Познакомьте меня с ней.
– Познакомить-то я могу, только стоит ли? Уверяю вас, что она совсем неинтересна, ничего вы в ней не найдете.
Я познакомился с этой девушкой. Ей было не помню сколько лет, но не менее двадцати. Она оказалась очень глубокой натурой, жившей своей внутренней жизнью. Она любила, и любила так, как умеют любить только такие люди.
– Понимаете, он все, чем я живу, свет моей жизни, им все наполняется вокруг меня и во мне; без него все – мрак, все – темнота, и жизнь теряет всякий смысл. Я ему отдала всю себя, свою душу, свое сердце.
– Где же он?
– Страшно сказать.
– Что, далеко уехал?
– Нет, умер.
– И вы мертвого любите?
– Да, люблю, и никого другого не полюблю. Все у него, все он унес с собой в могилу, а у меня ничего не осталось.
Недолго продолжалось мое знакомство с этой девушкой, скоро она уехала в Самару, но то время, пока я ее знал, она оплакивала свою первую любовь.
– Я никогда не полюблю другого, – упорно повторяла она.
Эта встреча была пятьдесят лет тому назад. Если бы я встретил эту девушку теперь, я бы знал, что ей сказать. Я бы сказал: «Вы говорите, что не полюбите другого? А я вам советую полюбить, знаете Кого? Господа Иисуса Христа! Вы хотели отдать свое сердце человеку – отдайте его Христу, и Он наполнит его светом и радостью, вместо мрака и тоски, оставшихся вам после любви к человеку».
Так и вам говорю: иные, быть может, пережили такое чувство, и, наполовину угасшее, оно теплится чуть видной искрой в вашем сердце – затушите эту искру! Другие, может быть, сейчас переживают самый разгар этого чувства – гоните его, не отдавайте ему своего сердца, так как его требует Господь Себе. «Даждь Ми, сыне, твое сердце...» (Притч. 23, 26), – обращается Он к человеку. Не давайте сердцу привязываться к тленным благам мира сего, гоните из него всякое пристрастие, так как только в свободном сердце, свободном от всех пристрастий, может сотворить Себе обитель Господь.

Первозданная красота

«Там за далью непогоды есть блаженная страна». Когда я ехал по Сибири к Мукдену, смотрел в окно вагона и думал, что вот так к востоку начинаются неведомые нам страны – Китай, Корея, со своими обычаями, своими нравами. Прежде эти страны коснели во тьме язычества, теперь просвещаются светом Христовым. В столице Японии – Токио, где раньше поклонялись дракону, возвышается великолепный собор. А потом от этих неведомых стран мысль неслась дальше, в страну, где блаженствуют небожители, где нет ни печали, ни воздыханий. О ней хочется говорить, туда вознестись мыслью от земли.
Земля – это место изгнания, ссылка. За уголовные преступления людей осуждают на каторгу, кого на двенадцать лет, кого на пятнадцать, а кого и навсегда, до смерти. Вот и мы провинились перед Господом и осуждены на изгнание, на каторгу. Но так безконечно любвеобилен Господь, что даже в этом месте изгнания оставил Он нам много красот, много отрады и утешения, которые особенно понимаются натурами, обладающими, так называемым художественным чутьем. Эти красоты здешнего мира только намек на красоту, которой был преисполнен мир первозданный, каким его видели Адам и Ева. Та красота была нарушена грехом первых людей.
Представьте себе чудную статую великого мастера, и вдруг хватили по ней обухом. Что от нее останется? Осколки. Мы можем подобрать их, отыскать шею, часть лица, руки. Признаки красоты сохраняются и в этих отдельных осколках, но уже не обрести прежней гармонии, цельности, прежней красоты еще не разрушенной статуи. Так и грехопадение первых людей разрушило красоту Божия мира, остались нам только осколки, по которым мы можем судить, как прекрасно было все раньше – до грехопадения.
Но придет время всемирной катастрофы, весь мир запылает в огне. Загорится земля, и солнце, и луна – все сгорит, все исчезнет, и воцарится новый мир, гораздо прекраснее того, который видели первые люди. И настанет тогда вечная радость, полная блаженства во Христе. По этой-то блаженной жизни и тоскует теперь на земле человеческая душа. Есть предание о том, что раньше, чем человек рождается в мир, душа его видит те небесные красоты, а вселившись в тело земного человека, продолжает тосковать по этим красотам. Так Лермонтов объясняет присущую многим людям непонятную тоску. Он говорит, что за красотой земной душе снился лучший, прекраснейший мир иной. И эта тоска о Боге – удел большинства людей.

«В чём застану, в том и сужу!»

Мне вспоминается ужасный случай, происшедший на одном балу, еще в то время, когда я был в миру. В одном богатом аристократическом доме был бал-маскарад (я на нем не был, но мне рассказывали товарищи). На этом балу была одна замечательная красавица. Единственная дочь богатых родителей, она была прекрасно образованна, воспитана (конечно, только по-светски), отчего не доставить ей удовольствие? Родители ничего для нее не жалели. Её костюм изображал языческую богиню, стоил не одну сотню рублей, об этом костюме много говорили. Бал открылся, как всегда, полькой, затем следовали другие танцы, наконец, французская кадриль. Во время кадрили красавица вдруг упала в предсмертной агонии. Она сорвала с себя маску, лицо ее почернело и было ужасно. Челюсти скривились, в глазах выражался ужас с мольбой о помощи, которую никто не мог ей оказать. Так и умерла она среди бала. Погоревали о ней, особенно родители, похоронили, поставили над ее прахом великолепный памятник, и все земное окончилось для нее. А что стало с ее душой? Конечно, пути Божии неисповедимы, но, по нашему убогому разумению, не быть ей в Царстве Света. Предстала она суду Божию, а Господь же сказал: «В чем застану, в том и сужу» – вот и застал ее Господь среди игралища, в одежде богини разврата, и пошла ее душа в мрачные затворы ада. Вот чем кончается служение миру!

Нынешние исповедники

Совсем не сноситься с мирскими людьми невозможно, иначе нам пришлось бы выйти из мира. Мир сильно не любит тех, которые не следуют его законам. Он награждает их названиями монашек, в устах мира это позорное название ненормальных, отсталых и т.д.
– Знаете ли вы, – говорит один другому, – про такую-то? Еще в прошлом году она была очень мила. На святках на маскарадном балу на ней был чудный костюм, изображавший Диану, преследуемую охотниками. Многих она заинтересовала, а теперь? Нигде не бывает, только ходит в церковь да читает святые книги, вообразите!
– Да, она стала ненормальной.
Вот приговор мира сего. Пока служила она врагу, считалась умной, а когда перешла на сторону добра, то – ненормальной. Правда, смотря что принимать за норму, если отречение от Христа, то она, действительно, ненормальная. И мир осуждает такую и смеется над ней. Но надо все переносить, чтобы остаться верной Христу. Первые христиане так и поступали.
Нынче христиан не мучают на площадях, не предают торжественно сожжению, всюду открыты христианские храмы, в которых истово совершается богослужение. Но многие и без мук отпадают от Христа – до чего же гнусное явление! Мир преследует рабов Христовых насмешками и презрением, и многие не переносят этого.
– А ты что-то часто стала ходить в церковь? – язвительно задают вопрос.
Молчание.
– Конечно, отчего не сходить на праздники, но ты уж чуть ли не каждый день ходишь? Кажется, и посты соблюдаешь? Уж не собираешься ли ты в монастырь?
Снова молчание. А иная, совсем обнаглевшая, начинает задавать вопросы:
– Вот ты все читаешь святые книги, а читала ли ты Ницше?
Да так и засыплет именами своих богов (у них ведь тоже есть боги).
– Если ты религиозна, – продолжается допрос, – то должна рассмотреть вопрос со всех сторон, не бойся услышать и противоположное мнение.
Не надо слушать подобные слова. Не читайте безбожных книг. Оставайтесь верными Христу. Если спросят вас о вере, отвечайте.
– Ты зачастила, кажется, в церковь?
– Да, потому что нахожу здесь удовлетворение.
– Уж не в святые ли хочешь?
– Каждому, конечно, хочется быть святым, но это не от нас зависит, а от Господа.
– Не в монастырь ли ты собираешься?
– Нет, в монастырь я не собираюсь.
Подобными ответами отразите врага.

За Церковь не безпокойтесь, а вот за себя бояться надо

Часто, принимая людей не на этой половине, а там, у мужчин, живущих больше умом, а не сердцем (женщина живет больше сердцем, чувством), я слышу, как жалуются на то, что мы переживаем теперь трудные времена, что теперь дана полная свобода всяким еретическим и безбожным учениям, что Церковь со всех сторон подвергается нападкам врага, и страшно за нее становится, что одолевают ее эти мутные волны неверия и ереси. Я всегда отвечаю:
– Не безпокойтесь! За Церковь не безпокойтесь. Она не погибнет, ...врата ада не одолеют ее (Мф. 16, 18) до самого Страшного Суда. За нее не безпокойтесь, а вот за себя бояться надо.
И правда, наше время очень трудное. Отчего? Да оттого, что теперь особенно легко отпасть от Христа, а тогда – погибель. Те, кто последовали за Христом, преподобные Его, те и воцарятся с Ним.
Но мы знаем других преподобных, уподобившихся не Христу, а врагу Его – сатане. Вероятно, и вы знаете этих преподобных если не по их произведениям, то хотя бы по именам: все эти Ницше, Ренаны и прочие развратители нравственности – знаете, какова их участь? Во всем уподобившись виновнику всякой мерзости, всякой нечистоты – диаволу, они по смерти попадают в его власть, по русской пословице: свой своему поневоле брат.
Послужившие же Христу воцарятся с Ним. Он им тоже «Свой». Теперь особенно легко отпасть от Христа и подпасть под власть темной силы. Идешь по улице и видишь: в витрине выставлена книга, трактующая ну хотя бы о Божественности Христа. Помысл говорит: зайди, купи книгу, прочти. Хорошо, если человек не поверил этому помыслу, если сообразил, что внушается ему эта мысль сатаной, что книга эта враждебна учению Святой Церкви. А другой, смотришь, зашел, купил книгу, прочел – да и повернул в другую сторону, отпал от Христа. Где начало его падения? В помысле лукавом.

«Переправимся на ту сторону!»

Сегодня одна из моих духовных дочерей просила меня подписать карточку. Еще до обедни я подписал ее, как обыкновенно надписывают: «Боголюбивой рабе Божией такой-то от грешного архимандрита Варсонофия», хотел уже выставить дату, но сначала раскрыл Евангелие, и вышла 4-я глава от Марка, 35 стих: ...Переправимся на ту сторону. Эти слова я написал, а потом уже выставил дату.
Идя к обедне, я раздумывал, что бы означали эти слова. Как вы знаете, я уже говорил вам, что Евангелие имеет двоякое значение: одно историческое, другое – глубоко таинственное, относящееся ко всякой христианской душе. Так и здесь. Слова переправимся на ту сторону Господь сказал Своим ученикам при таких обстоятельствах. Христос и Апостолы находились на западном берегу Генисаретского озера. Кто не совсем забыл географию, тот знает, что это озеро находится в Азии, в Палестине, расположенной у Средиземного моря. Христос сказал: «Переправимся на ту сторону», – и ученики, взяв с собой Иисуса, поплыли. Они находились на середине озера, как поднялась сильная буря. Волны заливали лодку, а Христос спал у кормы. Ученики в страхе начали будить Его: «Учитель, проснись, мы погибаем!» И, восстав, Господь запретил ветру, и сделалась великая тишина. Так говорит Евангелие об этом событии.
Но есть еще и другой смысл этого повествования. Каждая душа ищет блаженства, стремится к нему. Но греховная жизнь не дает человеку истинной радости, напротив, несет с собой тоску и разочарование. И вот в душе раздается голос Божий: «Переправимся на ту сторону». Господь зовёт начать новую жизнь во Христе.
Томится душа и нигде не находит утешения. Обращается к родным, но и те не понимают ее: «Надо тебе развлечься, пойдем в театр, мы уже и ложу взяли». Знакомые тоже предлагают разного рода развлечения, но всё это не в состоянии утешить душу, ищущую Бога. К кому идти? Рассказывать все священнику? Но пойти к нему на дом стеснительно, а в церкви поговорить с ним трудно. Конечно, можно прийти на исповедь, но у каждого священника масса исповедников, в пост до двух тысяч и более бывает, где же ему взять время еще и для беседы?
Но вот Господь посылает ищущей душе руководителя – в лице подруги или духовника, она может теперь с их помощью переправляться на другую сторону.
Когда ученики сели в лодку, то взяли с собой Иисуса. Так и в плавании по житейскому морю необходимо быть с Господом. Замечательно, что Христос находился на западной стороне и поплыл к востоку; и всякая христианская душа стремится к востоку, к Горнему Иерусалиму. Но враг не оставляет человека. Вот поднимается сильная буря – буря страстей и скорбей. Нестерпимо тяжело, а Господь как будто всё позабыл и спит. «Господи! Господи! Спаси меня, я погибаю», – должна вопиять душа, и Господь, может быть, не скоро, но все-таки услышит ее, а когда войдет Он в душу, то воцарится великая тишина, умолкнут страсти, водворятся мир и радость.

Несколько слов о преподобном не из книги

Преподобный Варсонофий был одним из великих Оптинских старцев. По отзыву преподобного Нектария, «из блестящего военного, в одну ночь, по соизволению Божию, он стал великим старцем». Отец Варсонофий носил в миру имя Павла, и это чудо, с ним бывшее, напоминает чудесное призвание его небесного покровителя апостола Павла, который волею Божией за ночь превратился из гонителя христиан Савла в апостола Павла.
Старец Варсонофий обладал всей полнотой даров, присущих Оптинским старцам: прозорливостью, чудотворением, способностью изгонять нечистых духов, исцелять болезни. Он сподобился истинных пророчеств о рае. Его видели на молитве озарённым неземным светом. По смерти своей он несколько раз являлся Оптинским инокам.
Яркую характеристику дал ему игумен Иннокентий (Павлов), духовное чадо старца: «Это был гигант духа. Без его совета и благословения и сам настоятель монастыря отец Ксенофонт ничего не делал, а о его духовных качествах и великом обаянии, которое он имел на всех своих духовных чад, можно судить по краткому выражению из надгробного слова: «гиганта малыми деревцами не заменишь».
Путь в Оптину старца Варсонофия оказался длиннее всех остальных Оптинских старцев: он пришёл сюда по благословению преподобного Амвросия на сорок седьмом году жизни, когда уже сильная седина пробилась в его волосах. Каким же был этот путь? Об этом мы уже прочитали в отрывках из книги.
С Божией помощью, полковник Плиханков преодолел все препятствия и явился в Оптину Пустынь в последний день своего трёхмесячного срока. Старец Амвросий лежал в гробу в церкви, и Павел Иванович приник к его гробу. Десятого февраля 1892 года он был зачислен в число братства Иоанно-Предтеченского скита и одет в подрясник. Каждый вечер в течение трех лет ходил Павел для бесед к старцам: сначала к преподобному Анатолию, а затем к преподобному Иосифу, преемникам старца Амвросия.
Преподобный Анатолий дал новоначальному послушание быть келейником иеромонаха Нектария, (последнего великого Оптинского старца). Около отца Нектария, его келейник прошёл в течение десяти лет все степени иноческие: через год, 26 марта 1893 года, Великим постом, послушник Павел был пострижен в рясофор, в декабре 1900 года, по болезни, пострижен в мантию с именем Варсонофий, 29 декабря 1902 года рукоположен в иеродиакона, а 1 января 1903 года был рукоположен в сан иеромонаха.
В 1903 году преподобный Варсонофий был назначен помощником старца и одновременно духовником Шамординской женской пустыни и оставался им до начала войны с Японией.

В 1904 году начинается Русско-японская война, и преподобный Варсонофий за послушание отправляется на фронт: обслуживать лазарет имени преподобного Серафима Саровского, исповедовать, причащать, соборовать раненых и умирающих солдат. Он сам неоднократно подвергается смертельной опасности.
По возвращении после окончания войны в Оптину Пустынь, в 1907 году, отец Варсонофий был возведён в сан игумена и назначен святейшим Синодом настоятелем Оптинского скита.
К этому времени слава о нем разносится уже по всей России. Ушли в вечные обители святой праведный отец Иоанн Кронштадтский, преподобный старец Варнава Гефсиманский. Страна приближалась к страшной войне и неизмеримо более страшной революции, житейское море, волнуемое вихрями безумных идей, уже «воздвизалось напастей бурею», люди утопали в его волнах.
Как в спасительную гавань, стремились они в благословенный Оптинский скит к преподобному Варсонофию за исцелением не только телес, но и истерзанных, истомленных грехом душ, стремились за ответом на вопрос: как жить, чтобы спастись? Он видел человеческую душу, и, по молитвам, ему открывалось в человеке самое сокровенное. А это давало ему возможность воздвигать падших, направлять с ложного пути на истинный, исцелять болезни, душевные и телесные, изгонять бесов.
Его дар прозорливости особенно проявлялся при совершении им Таинства исповеди. С. М. Лопухина рассказывала, как, приехав 16-летней девушкой в Оптину, она попала в «хибарку», в которой принимал старец. Преподобный Варсонофий увидел ее и позвал в исповедальню и там пересказал всю жизнь, год за годом, проступок за проступком, не только указывая точно даты, когда они были совершены, но также называя и имена людей, с которыми они были связаны. А завершив этот страшный пересказ, велел: «Завтра ты придешь ко мне и повторишь мне все, что я тебе сказал. Я хотел тебя научить, как надо исповедоваться».
А вот какие поразительные воспоминания об исповеди у старца оставила его духовная дочь:
– Дошли мы до скита, враг всячески отвлекал меня и внушал уйти, но, перекрестившись, я твёрдо вступила в хибарку. Перекрестилась я там на икону Царицы Небесной и замерла.
Вошёл Батюшка, я стою посреди келии. Батюшка подошёл к Тихвинской и сел.
–  Подойди поближе.
Я робко подошла.
- Стань на коленочки. У нас так принято, мы сидим, а около нас по смирению, становятся на коленочки.
Я так прямо и рухнула, не то, что стала. Взял Батюшка меня за оба плеча, посмотрел на меня безгранично ласково, как никто никогда не смотрел, и произнёс:
– Дитя моё, милое, дитя моё сладкое, деточка моя драгоценная! Тебе двадцать шесть?
– Да, Батюшка.
– Тебе двадцать шесть, сколько лет тебе было четырнадцать лет тому назад?
Я, секунду подумавши, ответила:
– Двенадцать.
– Верно, и с этого года у тебя есть грехи, которые ты стала скрывать на исповеди. Хочешь, я скажу тебе их?
– Скажите Батюшка, – несмело ответила я.
И тогда Батюшка начал по годам и даже по месяцам говорить мои грехи так, как будто читал их по раскрытой книге.
Исповедь, таким образом, шла двадцать пять минут. Я была совершенно уничтожена сознанием своей греховности и сознанием того, какой великий человек передо мной. Как осторожно открывал он мои грехи, как боялся, очевидно, сделать больно и в то же время как властно и сурово обличал в них, а, когда видел, что я жестоко страдаю, придвигал ухо своё к моему рту близко-близко, чтобы я только шепнула:
– Да.
А я ведь в своём самомнении думала, что выделяюсь от людей своей христианской жизнью. Боже, какое ослепление, какая слепота духовная!
– Встань, дитя моё!
Я встала, подошла к аналою.
– Повторяй за мной: «Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей». Откуда эти слова?
– Из Пятидесятого псалма.
– Ты будешь читать этот псалом утром и вечером ежедневно.
– Какая икона перед тобой?
– Царицы Небесной.
– А какая это Царица Небесная? Тихвинская. Повтори за мной молитву.
Когда я наклонила голову, и Батюшка, накрыв меня епитрахилью, стал читать разрешительную молитву, я почувствовала, что с меня свалились такие неимоверные тяжести, мне делается так легко и непривычно.
– После всего, что Господь открыл мне про тебя, ты захочешь прославлять меня, как святого, этого не должно быть – слышишь? Я человек грешный, ты никому не скажешь. Сокровище ты моё, помози и спаси тебя Господь!
Много-много раз благословил меня опять батюшка и отпустил...

Во время бесед с духовными детьми старец Варсонофий говорил: «Есть разные пути ко спасению. Одних Господь спасает в монастыре, других, в миру. Везде спастись можно, только не оставляйте Спасителя. Цепляйтесь за ризу Христову – и Христос не оставит вас.
Говоря о мире, считаю долгом сказать, что под этим словом я подразумеваю служение страстям, где бы оно не совершалось, можно и в монастыре жить по-мирски. Стены и черные одежды сами по себе не спасают.
Верный признак омертвения души есть уклонение от церковных служб. Человек, который охладевает к Богу, прежде всего, начинает избегать ходить в церковь, сначала старается прийти к службе попозже, а затем и совсем перестает посещать храм Божий. Ищущие Христа обретают Его, по неложному евангельскому слову: "Стучите и отверзется вам, ищите и обрящете", "В доме Отца Моего обителей много". И заметьте, что здесь Господь говорит не только о небесных, но и о земных обителях, и не только о внутренних, но и о внешних.
Каждую душу ставит Господь в такое положение, окружает такой обстановкой, которая наиболее способствует ее преуспеянию. Это и есть внешняя обитель, исполняет же душу покой мира и радования – внутренняя обитель, которую готовит Господь любящим и ищущим Его.
Нужно помнить, что Господь всех любит и о всех печется, но если и по человечески рассуждая опасно дать нищему миллион, чтобы не погубить его, а сто рублей легче могут поставить его на ноги, то тем более Всеведущий Господь лучше знает, кому что на пользу. Нельзя научиться исполнять заповеди Божии без труда, и труд этот трехстатный: молитва, пост и трезвение.
Самое трудное – молитва. Всякая добродетель от прохождения обращается в навык, а в молитве нужно понуждение до самой смерти. Ей противится наш ветхий человек, и враг особенно восстает на молящегося. Молитва – вкушение смерти для диавола, она поражает его. Даже святые, как, например, преподобный Серафим, и те должны были понуждать себя на молитву, не говоря уже о нас, грешных.
Второе средство – пост. Пост бывает двоякий: внешний – воздержание от скоромной пищи и внутренний – воздержание всех чувств, особенно зрения, от всего нечистого и скверного. Тот и другой неразрывно связаны друг с другом. Некоторые понимают только пост внешний. Приходит, например, такой человек в общество, начинаются разговоры, осуждение ближних, он принимает в них деятельное участие. Но вот наступает время ужина. Гостю предлагают котлеты, жаркое... Он решительно заявляет, что не ест скоромного.
– Ну, полноте, – уговаривают хозяева, – скушайте, ведь не то, что в уста, а то, что из уст.
– Нет, я насчет этого строг.
И не понимает такой человек, что он уже нарушил внутренний пост, осуждая ближнего.
Вот почему так важно трезвение. Трудясь для своего спасения, человек мало-помалу очищает свое сердце от зависти, ненависти, клеветы, и в нем насаждается любовь».
Оптину за все время своей монашеской жизни преподобный Варсонофий покидал лишь несколько раз – только по послушанию. В 1910 году, также «за послушание», ездил на станцию Астапово для напутствия умиравшего Л. Н. Толстого. Впоследствии он с глубокой грустью вспоминал: «Не допустили меня к Толстому. Молил врачей, родных, ничего не помогло. Хотя он и Лев был, но не смог разорвать кольцо той цепи, которою сковал его сатана».
В 1912 году преподобного Варсонофия назначают настоятелем Старо-Голутвина Богоявленского монастыря. Смиренно просил он оставить его в скиту для жительства на покое, просил позволить ему остаться хотя бы и в качестве простого послушника. Но, несмотря на великие духовные дарования старца, нашлись недовольные его деятельностью: путем жалоб и доносов он был удален из Оптиной.
Мужественно перенося скорбь от разлуки с любимой Оптиной, старец принимается за благоустройство вверенной ему обители, крайне расстроенной и запущенной. И как прежде, стекается к преподобному Варсонофию народ за помощью и утешением. И как прежде, он, сам уже изнемогавший от многочисленных мучительных недугов, принимает всех без отказа, врачует телесные и душевные недуги, наставляет, направляет на тесный и скорбный, но единственно спасительный путь.
Здесь, в Старо-Голутвине, совершается по его молитвам чудо исцеления глухонемого юноши. «Страшная болезнь – следствие тяжкого греха, совершенного юношей в детстве», – поясняет старец его несчастной матери и что-то тихо шепчет на ухо глухонемому. «Батюшка, он же вас не слышит, – растерянно восклицает мать, – он же глухой.» – «Это он тебя не слышит, – отвечает старец – а меня слышит», – и снова произносит что-то шепотом на самое ухо молодому человеку. Глаза того расширяются от ужаса, и он покорно кивает головой. После исповеди преподобный Варсонофий причащает его, и болезнь оставляет страдальца.
Меньше года управлял старец обителью. Страдания его во время предсмертной болезни были поистине мученическими. Отказавшийся от помощи врача и какой бы то ни было пищи, он лишь повторял: «Оставьте меня, я уже на кресте». Причащался старец ежедневно.
1 (14) апреля 1913 года предал он свою чистую душу Господу. Похоронен был преподобный Варсонофий в Оптиной, рядом со своим духовным отцом и учителем, преподобным Анатолием (Зерцаловым). В 1996 году преподобный Варсонофий был причислен к лику местночтимых Святых Оптиной Пустыни, а в августе 2000 года – Юбилейным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви прославлен для общецерковного почитания. Мощи его покоятся во Владимирском храме Оптиной Пустыни.

Духовные стихотворения
Преподобный Варсонофий Оптинский
На пути
(Оптина пустынь)

Мирской ярем нося и скорбный совершая
Средь мрака и стремнин тернистый жизни путь,
Сподобился я видеть отблеск рая.
И много сил в мою истерзанную грудь,
Исполненную мук печали и сомненья,
Вдохнуло то блаженное виденье.
Раб суетного мира, верный исполнитель
Его уставов тяжких, иноков обитель
Я, Промыслом ведомый, посетил
И много чудных, светлых вдохновений
И новых чувств в ней сердцем пережил,
Безгрешных радостей и дивных впечатлений.
Обитель мира, светлых упований,
Святых молитв, небесных созерцаний,
Духовных подвигов, спасительных трудов!
Хранит тебя Зиждительная Сила;
Любовию Она тебя приосенила
И над тобой простерла Свой покров.
Насельники твои – то люди не от мира;
Стеклись они сюда на вещий Божий зов,
В смиренье облачась как в царскую порфиру.
Смиренно мудрствуя, о горнем помышляя,
В терпеньи ждут они блаженного конца,
На Господа всем сердцем уповая,
Да удостоятся победного венца
И за труды свои, и скорби, и лишенья
Получат жизнь в блаженном Воскресении.
Блаженный край, блаженная страна,
Что иноков смиренных приютила
И место им средь пажитей дала.
В годины скорбные не раз ее спасала
Молитв обители божественная сила.
Веков над нею пронеслась чреда;
Сменялись вкруг ее людские поколенья,
И много бед постигло Божиим веленьем,
Но не оставили они на ней следа.
Богохранимая, из пепла разрушенья,
Как древний феникс, возрождалася она.
Житейская ей буря не страшна,
Ни молнии ее, ни грозовые тучи.
Незыблемо стоит она средь волн,
Как вековой утес, и грозный и могучий.
И тот, кто изнемог и утопает,
Борясь с волной, пусть якорь здесь бросает
И жизненный сюда направит челн.

Наследие веков, сосновый темный бор
По сторонам ее раскинулся дремучий;
В нем тишина, безмолвию простор,
Свобода полная для чувств святых и дум;
Лишь слышен там порой деревьев шум,
Когда вершины их колеблет ветр летучий.
Ясней здесь небеса и чище их лазурь,
Здесь пристань тихая от всех житейских бурь
Для тех, что жаждут вечного спасенья.
Кто грех сознавши свой и полный сокрушенья
Пред Господом стоит с поникшей головой
И с Ним всецело ищет примиренья,
Кто жаждет новой жизни, возрожденья,
В ком не иссяк родник воды живой,
Кто веры не утратил в христианский идеал
И творческую мощь его начал,
Не изнемог под бременем скорбей, и слуха
От гласа истины святой не отвратил,
И лучших дум и чувств навек не схоронил;
Кто всей душой тоскующей сознал,
Что жизнь есть суета, томленье духа;
Кто как пришлец в земле чужой
Обрек себя на скорби и лишенья –
Все здесь найдут они упокоенье
И радость светлую, душевный мир святой,
Из плена тяжкого страстей освобожденье.

Блажен, кто крест здесь понесет в терпеньи:
Он обновится весь и сердцем и умом;
Все его думы будут об одном:
Стяжать за гробом вечное спасенье.
И всей душой возлюбит он Христа,
И радостью исполнятся его и сердце, и уста,
И он постигнет, полный изумленья,
Что есть иные, высшие стремленья,
Иная есть любовь, иная красота;
Что жизнь духовная есть область идеала
И бытия иного – вечного – начало,
Есть первый его звук, начальная черта...

Молитва Иисусова

Ее начало – тесный путь.
Душе тревожной негде отдохнуть:
Болезни и труды, великие страданья,
Смущений вихрь, презренье, порицанье
Подвижника встречают; видит он,
Как скорби восстают со всех сторон,
И он стоит, исполненный сомнений,
Тревожных тяжких дум, недоумений,
Томлением объятый и тоской.
Неведомы ему ни радость, ни покой,
Помощи не ждет он ниоткуда,
Как только от Спасителя Христа.
А злобные враги кричат ему отвсюду:
"Уа! Да снидет со креста!"
Мой друг о Господе! Дерзай!
Не прекращай великой, тяжкой битвы
И поле бранное отнюдь не покидай –
Не оставляй Божественной молитвы!
Пребуди в подвиге до смерти, до конца:
Победа ждет тебя, духовного борца.
Души твоей да не смятутся кости,
Да не колеблются ее твердыни и столпы,
Когда приступят к ней злокозненные гости –
Бесовских помыслов несметные толпы.
Всемощным именем Господним их рази;
Гонимы им, рассеются врази!
Покрывшись мудрости исполненным смиреньем,
Сей ризою нетленной Божества,
Невидимым врагам душевного спасенья
Не доставляй победы торжества!
Безропотно терпи обиды и гоненья,
Не оставляй прискорбного пути –
Духовных благ священного залога;
Живи для вечности, для Бога –
Единой истинной и вечной красоты,
Всю жизнь Ему всецело посвяти.
Откинув ложные надежды и мечты,
Мужайся в подвиге суровом
И узришь жизнь во свете новом.
И час пробьет, настанет время,
Духовная твоя умолкнет брань –
Страстям невольная, мучительная дань,
И с радостию ты поднимешь бремя
Напастей, бед, гонений и скорбей.
В душе твоей, свободной от страстей,
Исчезнут тяжкие сомненья и тревога,
И свет духовный воссияет в ней –
Наследнице Небесного Чертога.
Мир чудный водворится – рай,
И с Господом ее свершится единенье,
Исчезнет без следа твоя печаль,
И ты увидишь, полный изумленья,
Иной страны сияющую даль –
Страны живых, страны обетованья,
Грядущего за подвиг воздаянья,
Желаний твоих край...

Величие Богоматери

К празднованию дня Собора Богоматери (26 декабря)

Весь объятый изумленьем
Пред величием творенья,
Полн глубоких дум,
Жаждет полного познанья
Тайн вечных мирозданья
Наш пытливый ум.
Зрит он солнца и планеты
И следит пути кометы,
Зрит небес покров,
Неисчетные громады,
Мириады, мириады,
Бездны звезд-миров!
И, исполненный сомнений,
Вековых недоумений,
Задает вопрос:
Для кого сей необъятный,
Полон тайны непонятной,
Сотворен колосс?
Те безбрежные пучины
Есть начало иль кончина,
И предел, и грань,
Что премудро возродила
К жизни творческая сила,
Зиждущая длань?
Цель какая сих созданий,
Что числа им, и названий,
И пределов нет?
Жизнь там творческая дышит
Или смерть царит? И слышит
Библии ответ:
Этот мир в начале века
Сотворен для человека –
Так судил Творец!
Но со дня грехопаденья
Снят с него за преступленье
Царственный венец.
Но иной есть мир у Бога,
Превосходнее он много
Видимых миров.
Безпредельный и безмолвный,
Неподвижных тайн полный,
Мир святых духов.
В нем есть также мириады,
Светоносные громады,
Солнца там горят!
Бога высшие творенья –
Все они Его веленье
С трепетом творят.
И над этим царством света,
Царством мира и привета,
Царством чудных сил
Бог вознес Отроковицу,
И навеки, как Царице,
Царство то вручил.
И облек ее в порфиру,
Превознес превыше мира
Ангельских умов.
И нам, падшим и гонимым,
От мятежных сил боримым,
Даровал в покров!
Помню годы я былые –
Годы детства золотые;
Горе и печаль
Неизведаны мной были;
Люди счастье мне сулили,
А мечты вперед манили
В радужную даль.
Помню город я далекий,
Древний кремль его высокий,
Помню чудный храм.
Есть икона в нем святая,
На ней риза золотая,
И пред ней, благоухая,
Вьется фимиам.
И пред ликом свет лампады...
Помню, как, ища отрады,
Я пред ней стоял...
И мечты, и упованья,
Свои скорби и страданья,
Сердца жаркие желанья
Ей тогда вверял.
Как на лик Ее чудесный,
Полный кротости небесной,
Устремлял я взор.
Как, смирясь пред горькой долей,
Я предался Божией воле...
Много лет, как ветер в поле,
Пронеслось с тех пор.
Помню храма звон пустынный
И молитв напев старинный,
Сладкозвучный хор;
Сумрак сводов, колоннаду,
Фрески, купола громаду,
И – души моей усладу –
Иноков собор.
О Заступница благая!
Зришь Ты, Дева Пресвятая,
Скорбь моей души.
Даруй слезы умиленья,
Сердцу – чувство сокрушенья
И страстей моих волненье,
Бурю утиши.
Даруй силу обновленья,
Целомудрие, терпенье,
Даруй сердцу мир.
Потреби державной силой
Ты в душе моей унылой,
Страстной, злой, самолюбивой
Гордости кумир.
Испроси грехов прощенье
И с Всевышним примиренье
Милостью покрой.
Да храня Его уставы,
Совершаю путь я правый;
Со святыми в Царстве Славы,
В лике их устрой!..

Оптина пустынь

Памяти в Бозе почившего епископа Феофана Затворника
                   († 6 января 1894 года)

                                     Он бе светильник горя и светя (Ин. 5, 35).

                Вы есте свет мира; не может град укрытися верху горы стоя

                                                                                                    (Мф. 5, 14).

                      I
Давно ли жил тот старец чудный,
Исполненный духовных мощных сил,
Что подвиг свой великий, многотрудный
В пустыне Оптиной смиренно проходил?
Давно ль почил сей дивный гражданин,
Дарами благодатными обильный,
Что в слове и в делах и властный был и сильный,
Что вновь возвысил иноческий чин?
Давно ль умолкнул вещий его глас?
Давно ли отошел в Чертог Небесный
Избранник сей и дивный и чудесный;
И много ль их осталось среди нас,
Стяжавших дар духовного прозренья
И творческий свободный ум,
Что в область нас возносит чудных дум
Могучей силою святого вдохновенья?
Два года минуло – и новая утрата!
И вновь Россия скорбию объята!
И весть по ней несется из конца в конец,
Что отошел от нас другой борец;
Еще иной почил духовный великан,
Столп веры, истины глашатай и ревнитель,
Возлюбленный отец, наставник и учитель, –
Покинул нас великий Феофан,
Что утешением и радостью был нам!
Исполнилась его последняя година,
Почил он праведной, блаженною кончиной.
В великий светлый день Богоявленья
Призвал Господь избранного раба
В небесные и вечные селенья,
Исполнил он свое предназначенье;
Окончилась великая борьба!
Покорный высшему небесному веленью,
Он на стезю безмолвия вступил
И подвиг свой великий довершил,
Исполненный глубокого значенья
В наш буйный век духовного растленья.
Воочию он миру показал,
Что в людях не погибли высшие стремленья,
И не померк в их сердце идеал.
Незримый никому, в безмолвии глубоком,
Наедине с собой и с Богом проводил
Он время, но миру христианскому светил
Учением святым и разумом высоким.
Ему был раем сумрачный затвор!

Служил для многих он высоким назиданьем,
Соблазном для других и камнем претыканья:
Вся жизнь его была для нас укор!
Зачем в затвор себя он заключил?
"Зачем жестокое и тяжкое столь бремя
На рамена свои безцельно возложил?
К чему безплодная такая трата сил?
Теперь иных задач, иных вопросов время,
Иная ныне деятельность нужна,
Иного люди требуют служенья,
Для новой нивы новые потребны семена.
К чему сия борьба, жестокие лишенья,
Посты, молитвы, плоти изнуренья?
Для благотворного полезного труда
Не вера нам нужна, потребно знанье.
Прошла пора безцельного, пустого созерцанья;
Иная нас теперь ведет звезда,
Иной рычаг отныне движет мир;
В сердцах людей иной царит кумир,
Кумир сей – золото, земные наслажденья,
А не бесзлодное стремленье в небеса!" –
Такие раздались повсюду голоса.
Таков был вопль свирепого глумленья,
Таков от мира был жестокий приговор,
Когда подвижник-иерарх вступил в затвор!
То было время смутное. Тогда
Тяжелые переживала Русь года...
                          II
Убогой скудости, смиренной простоты
Являло вид его уединенье.
На всем следы сурового лишенья,
И нет предметов в ней тщеславной суеты.
Лишь всюду видны груды книг –
Отцов святых великие творенья,
Что будят в нас небесные стремленья,
Освобождая дух от чувственных вериг.
Глубоких дум в них видно отраженье,
Изображены в них светлые черты
Иной – негибнущей и вечной красоты;
Исполнены они святого вдохновенья,
И мысли в них безмерной глубины,
Что нас пленяют силою чудесной;
Неизглаголанной гармонии небесной
Могучие аккорды в них слышны.
В безмолвии яснее видит ум
Тщету сей жизни. Сюда не достигал
Многомятежный рев и шум
Бушующего жизненного моря,
Где воздымаются за валом вал,
Где слышится нередко тяжкий стон
Отчаянья, уныния и горя,
Где бури восстают со всех сторон.
К богоподобию стремясь и к совершенству,
Всего себя он Господу предал
И в Нем Едином высшее блаженство
Своей души всецело полагал.
Но подвиг свой и труд необычайный,
Которыми себе безсмертие стяжал,
Покрыл он от людей безмолвной тайной,
Не требуя от них ни чести, ни похвал.
Божественною силою хранимый,
В смирении он путь свой проходил,
Минуя грозные и темные стремнины,
Где враг его, как жертву, сторожил.
Евангельских заветов верный исполнитель,
Подобно Ангелу, он Богу предстоял
И в сердце своем чистом основал
Нерукотворную Ему и светлую обитель.
На Божий мир, на все его явленья
Взирая с внутренней, духовной стороны,
Стремился он постигнуть глубины
Их тайного и чудного значенья.
Мир этот тайнами великими повит,
Печать на нем премудрости высокой;
Не каждому уму понятен смысл глубокий,
Что в проявлениях его сокрыт.
В борьбе с духами тьмы, жестокой и неравной,
Он дивную победу одержал,
Зане главу его стяг веры православной
Своей державной силой осенял.
И в сей борьбе стяжал он откровенье
Великой истины, что жизнь – не наслажденье,
Что жизнь есть подвиг, тяжкая борьба
И повседневный крест для Божьего раба,
И высшая в ней мудрость есть смиренье!
Что безпредельный светоносный идеал,
И смысл ее, и основная цель – богообщенье.
Вотще ему враг сети расставлял,
Он сети сии рвал, как нити паутины.
Он зрел здесь образы нетленной красоты,
Неведомы они сынам житейской суеты,
Мятущимся средь жизненной пучины.
Омыв с себя следы греховной тины,
Он в меру совершенства восходил
И чище себя снега убелил,
Что кроет гор заоблачных вершины.
Он созерцал своим духовным оком
Небесный мир в смирении глубоком,
Неведомый неверия сынам,
Незримый слепотствующим очам.
Мы, гордые одним лишь внешним знаньем,
Напрасно чаем с Запада рассвет
И чуда ждем в безплодном упованьи –
В томленьи сем прошло немало лет,
То вековое наше заблужденье:
Там есть науки, ремесла, но просвещенья,
Духовного там света – нет!
Там воцарились злоба и растленье.
Ему был скинией таинственный затвор!
Стремясь горе́ и сердцем и умом,
Великих сил исполнился он в нем,
Сподобившись божественных видений
И дивных благодатных откровений.
Он духу его дал свободу и простор
И свергнул с него гнет земной кручины,
В безмолвии блаженство он обрел.
Так быстроокий царственный орел,
Покинувши болотные низины,
Где он себе добычу сторожил,
Полет свой направляет к небесам
Размахами своих могучих крыл;
И, одинокий и свободный, реет там,
Поднявшись выше облаков и синих туч,
Где жарче и светлее солнца луч.
                      III
В безмолвии он много слез пролил,
Когда свои усердные моленья
За Русь родную Богу приносил, –
Да узрит он начало обновленья
И возрождения ее духовных сил
И, довершив свой подвиг величавый,
Спокойно бы глаза свои закрыл,
Узрев рассвет ее духовной славы...
Потомству он оставил в назиданье
Свои творения – великие труды,
Ума безстрастного высокие созданья
И дивных подвигов духовные плоды.
Одним они проникнуты стремленьем:
Исполнить света жизненный наш путь
И ревности святой огонь вдохнуть
В нас, обезсиленных страстями и сомненьем.
Он уяснил в них путь душевного спасенья
И жизни христианской показал
Великое и дивное значенье.
Он веру несомненную вселял,
Что вне Христа нам нет упокоенья,
Что все иное – призрак мимолетный, дым!
Горит в них свет святого вдохновенья,
Проникнуты они помазаньем святым.
Неведомы они останутся одним
По простоте иль скудости смиренной;
Ничтожными покажутся другим
По гордости ума иль мудрости надменной.
Вослед иных богов они идут толпой,
Их жизни цель – благ временных стяжанье
Иль внешней мудрости изменчивое знанье:
Ни чувств благих, ни веры нет святой.
И радости и скорби их иные,
Не преходящие сей тленной жизни грань,
С духами тьмы неведома им брань;
Не верят в них они, как в призраки пустые.
Ни доблестей у них, ни христианских дел,
Пространными они идут стезями,
И ум их омрачен греховными страстями,
И в вечности печальный ждет удел.
Но многие сыны сомненья и печали,
Чья жизнь была безплодна и пуста,
Прочли те чудные и светлые скрижали,
Что познавать учили Бога и Христа,
И, полны радости, глаголам их внимали;
В них чувства новые тогда затрепетали.
Объятые духовным тяжким сном,
Они согрелись их божественным огнем.
И многие из них пошли иным путем,
И, свергнув путы лжи и обольщенья,
Что овладели их и сердцем и умом,
И благодатного исполнясь просвещенья,
В смирении поверглись пред Христом.
Он пробудил их мощным Своим словом,
Застывших в отрицании суровом.
И в них забил родник воды живой.
И, снова возвратясь под кров родной
Из области духовного изгнанья,
Они нашли своим душам покой,
Забывши прежние тяжелые страданья,
И, полные надежд и радости великой,
Прославили Зиждителя Творца,
Что их извел из сей неволи дикой,
Где тьма духовная и мука без конца.

                     IV
Оставил он свое изображенье...
В нем видим мы печать сердечной чистоты
И кроткого блаженного смиренья
И отблеск чистых дум. Его черты
Исполнены святого умиленья,
Проникнуты они духовной красотой,
При виде их благие помышленья
Встают в душе и чувств небесных рой...
Несется время. Неизменною чредой
Идут за днями дни, и минет год,
Как отошел от нас он в мир иной.
Мы память сохраним о нем из рода в род
И к Богу вознесем усердные моленья:
Да примет душу в райские селенья,
Где ни печалей, ни болезней нет,
Но вечный царствует незаходимый Свет.
Умолим Господа, да нам Он ниспошлет
Избранника иного, и новое духовное светило
Над Русскою землей опять взойдет,
И явятся нам мощь его и сила!
Да просияет он святыней слов и дел!
И радостно бы мир его узрел,
И приобщимся мы его святыни –
Сыны великой жизненной пустыни.
                                               1894 г.

Памяти в Бозе почившего старца Оптиной пустыни иеросхимонаха отца Амвросия

Блаженны рабы те, которых господин,
придя, найдет бодрствующими.
(Лк. 12, 37)

Блажен, кто, путь свершая тесный,
Кумирам тленным не служил,
В чьем чистом сердце Царь Небесный
Себе обитель сотворил.
Блажен, кто страсти победил
И чужд был суетных стремлений,
Кто средь житейских треволнений
Свой крест безропотно носил,
И был утешитель скорбящим,
И перед миром, в зле лежащим,
Как раб колен не преклонил!
Кто чужд был злобы и гордыни,
Смиренномудрие стяжал,
И Вечной Жизни, и святыни,
И высших подвигов искал,
Как светоносной благостыни;
Кто всей душой своей сознал
Тщету и ложь плотской отрады,
И, невзирая на преграды
И обольщенья темных сил,
Как странник и пришелец жил
Средь слепотствующего мира,
Чуждался жизненного пира
И тучных брашен не вкусил.

Блажен, кто с юности презрел
Сей мир и суетный, и ложный,
С его гордынею тревожной
И всей пустыней его дел;
Кто к Богу ревностью горел
И жаждал вечного спасенья,
Не ведал злобы и сомненья
И под покровом вышних сил,
И, полный светлых упований,
Без малодушных колебаний
В обитель иноком вступил...
Блажен, кто веру сохранил
В свое высокое призванье!
Кому за подвиг в воздаянье
Всевышний быть определил
Начатком будущих созданий,
И как наследнику небес,
Послал дар веденья высокий
Своей премудрости глубокой,
Своих таинственных чудес!
Блажен, кто среди бед и зол
Соблюл евангельский глагол,
И плоть распял с ее страстями,
И свергнул беззаконий гнет,
И к свету вечному идет
Непреткновенными ногами.
И, чуждый дольней суеты,
Стремится в вечную обитель –
Обитель вечной красоты,
Где в славе царствует Спаситель
С Отцом и Духом, и пред Ними
Поют немолчно Херувимы,
И с ними лики Горних Сил
Невечереющих светил! 

Памяти старца Оптиной пустыни иеросхимонаха отца Анатолия, преемника и носителя старческих заветов после кончины старца иеросхимонаха отца Амвросия
(† 25 января 1894 г.)

Он как ангел небесный служил,
Полный веры пред Господом Сил,
Как светильник сияя средь нас!
Все мы помним торжественный час,
Когда в схиму его облачили,
И с слезами во гроб положили,
И почтили молитвенно память его,
Песнь воспевши над ним погребальную,
Песнь святую и грустно-прощальную:
"Упокой, Христе, душу раба Твоего
Со святыми, где нет воздыхания,
Ни болезни, ни гласа стенания,
Но единая царствует вечная
Всеблаженная жизнь бесконечная!"
О возлюбленный, Авва родной!
Верим мы, что чистой душой,
Совершивши путь истины правый,
Предстоишь ты пред Господом Славы
В вечном свете Небесных Обителей,
В лике Его верных служителей!
Нас, истомленных душевной борьбой,
Помяни ты в молитве святой!
                                    1895 г.

 Цветок
(На могилу профессора В. В. Болотова)

И дам тебе венец, жизни. (Откр. 2, 10)

Великих мыслей высота
И чувств духовных красота
К нему сердца людей стремила.
Но близился последний час.
Сраженный смертью, он угас,
И мощь великая почила.
Угас! Но радость упований,
И свет стремлений и желаний,
И правота его деяний
Пребудут в памяти у нас!
Мудрец! Он жил без колебаний
И твердой шествовал стопой
К чертогам истины святой.
В сем мире зла и треволнений
Он тщетной славы не искал,
Духовной пищи он алкал –
Святых небесных утешений!
Он мудрость высшую стяжал –
Святую мудрость – не от мира;
Питая нищего и сира,
Он малых сих не отвергал,
Не собирал сребра и злата
И недруга любил, как брата.

Всегда и действенно, и ново
Огнем дышало его слово.
В душах уснувших пробуждал
Он свет Божественных начал
И к благу высшему стремленья
И мощной силой вдохновенья
Их возносил от суеты
К подножью вечной красоты!
Исполнен радости высокой,
В веках минувших он следил
Пути премудрости глубокой
И вдохновенно говорил:
"От основанья и доныне
Стоит в сей жизненной пустыне
Христова Церковь как скала,
Как неприступная твердыня
Среди пучины бед и зла!
В ней нет ни скверны, ни порока;
Всегда Недремлющее Око
Хранит ее от темных сил.
В ней Дух Божественный почил,
И, попирая главу змия,
Пребудет в век она чиста.
В ней слава, мудрость, красота!
И сокрушатся в прах пред нею,
Сотрутся адовы врата!"

Свершая подвиг многотрудный
По мере Богом данных сил,
Он вечной истине служил
Всем строем жизни досточудной.
Всем сердцем возлюбив Христа
И свято чтя Его уставы,
Не пал под тяжестью креста!
Помолимся! Чтоб у Творца,
За благодатный путь и правый,
Он удостоился венца,
Как исповедник, в Царстве Славы!
                                            1890 г.

Осень

Ветер, дождь и холод,
И мятеж души и голод,
И былого думы и мечты,
Как с деревьев спадшие листы...
Грустна эта жизнь земная!
Но за нею есть другая –
Область вечного блаженства, рая,
Царство невечерней красоты.
                                           1902 г.

На богомолье
(Ко дню открытия мощей преподобного Серафима,
Саровского чудотворца, 19 июля 1903 г.)

Как в древности жезлом пророка Моисея
Господь творил в Египте чудеса,
И чрез святые кости Елисея
Воздвигнул к жизни мертвеца,
И воду источил из камени в пустыне –
Так благодатию Всевышнего Творца
Его избранников святыя телеса
И кости их чудотворят доныне
Во всем величии их силы и святыни.
Да смолкнут же безумных голоса,
Глаголющих на истину гордыню,
Отвергшихся от Господа Христа, –
Да заградятся их уста.
                                1903 г.

Желание

Жаждай да грядет ко Мне и да пиет. (Ин. 7, 37)

Давно в душе моей желание таится –
Все связи с миром суетным прервать,
Иную жизнь – жизнь подвига начать:
В обитель иноков навеки удалиться,
Где мог бы я и плакать и молиться!
Избегнувши среды мятежной и суровой,
Безропотно нести там скорби и труды
И жажду утолять духовной жизнью новой,
Раскаянья принесть достойные плоды
И мужественно встать в победные ряды
Великой рати воинства Христова.
                                           1903 г.

Святитель Феодосий

Преудобрен во архиереех, святителю
Феодосие, был еси светило своему стаду...

(Тропарь святому Феодосию Черниговскому, чудотворцу)

В час тревожного и смутного волненья
Встает в моей душе по временам,
Как дивный звук святого песнопенья,
Блаженное и чудное виденье:
Я вижу город, и старинный храм,
И тополи вокруг него густые,
Сияющий алтарь, лампады золотые,
Ряды святых икон, молящийся народ,
Святителя с слезами умиленья,
Свершающего дивное служенье,
И купола над ними звездный свод,
И чувств молитвенных исполненные лица...
Торжественно там высится гробница,
Духовный исполин и воин Божьей рати,
Исполненный даров небесной благодати,
Почиет Феодосий в ней святой –
Безмездный врач и немощных целитель,
Скорбящих, плачущих духовный утешитель,
Могучий страж страны своей родной –
И хор певцов гремит ему хвалой!..

Страна чудес, о Русь моя святая!
Иноплеменников теснят тебя толпы
И силятся занять твои стопы...
Но ты идешь, страна моя родная,
Вперед с надеждою на Господа Христа,
Смиренно преклонясь под тяжестью креста.
Храня Его святые повеленья,
Из рода в род пребуди им верна.
В тебе таится сила возрожденья
Народов мира. К свету Воскресенья
И в царство жизни, радости полна,
Ты поведешь их мощною десницей
И плод духовный возрастишь сторицей,
Блаженная, счастливая страна!..

Весна

Еще покрыты белой пеленой
Поля, стоит безмолвно лес
В своем серебряном уборе.
Но всюду веет силой творческой – весной,
И ярче и светлее свод небес,
И тонет взор в его просторе.
Когда ж, о Господи, в моей душе больной,
Немоществующей, унылой и скорбящей,
Повеет Святый Дух животворящий
Ликующей, духовною весной?..

Возрождение

Давно, в дни юности минувшей,
Во мне горел огонь святой.
Тогда души моей покой
Был безмятежен, и живущий
В ней Дух невидимо хранил
Ее от злобы и сомненья,
От пустоты, тоски, томленья
И силой чудною живил.
Но жизнью я увлекся шумной:
Свою невинность, красоту,
И светлый мир, и чистоту
Не мог я сохранить, безумный!
И вихрем страстных увлечений
Охваченный, я погибал...
Но снова к Богу я воззвал
С слезами горьких сожалений,
И Он приник к моим стенаньям,
И мира Ангела послал,
И к жизни чудной вновь призвал,
И исцелил мои страданья.

Страна чудес, о Русь моя святая!
Иноплеменников теснят тебе толпы
И силятся запять твои стопы...
Но ты идёшь, страна моя родная,
Вперёд с надеждою на Господа Христа,
Смиренно преклонясь под тяжестью креста.
Храня Его святые повеленья,
Из рода в род пребуди им верна.
В тебе таится сила возрожденья
Народов мира. К свету Воскресенья
И в Царство Жизни, радости полна,
Ты поведёшь их мощною десницей
И плод духовный возрастишь сторицей,
Блаженная, счастливая страна!..

 

Акафист преподобному и богоносному отцу нашему Варсонофию, старцу Оптинскому
Предназначен для келейного чтения
Находится на рассмотрении в Комиссии по акафистам при Издательском Совете Русской Православной Церкви.

     Кондак 1
Избранный воине Христов и чудотворче, преподобне отче наш Варсонофие, иже праведным житием твоим полки бесовския низложил еси и Русь Святую на стезях благочестия утвердил еси. Похвальная тебе приносим пения, ты же, яко имея велие дерзновение ко Господу, от всяких нас бед свободи, любовию зовущих:
Радуйся, Варсонофие, Оптинскаго старчества боголепное украшение.
      Икос 1
Лик Небесный воспевает богоугодное твое житие, зане от рождения избран был еси светити миру подвиги благочестия. Еще во отрочестве твоем старец богомудрый прорече о тебе, «яко отроча сие многия души избавит от огня геенскаго». Темже поминающе душеспасительныя твоя подвиги, с вои небесными совокупляющеся, похвальная тебе вопием:
Радуйся, чадо, млеком благочестия напоенное; радуйся, овен, хлебом премудрости упитанный.
Радуйся, молитвою церковною от млада материю окормленный; радуйся утреневавый Богу во умилении сердечнем.
Радуйся, на пажити церковней собравый крины благочестия; радуйся, рaлом любомудрия искоренивый страстей нечестие.
Радуйся, елень, на горы боговедения востекий; радуйся, яко воды смиренномудрия тамо испил еси.
Радуйся, Варсонофие, Оптинскаго старчества боголепное украшение.
     Кондак 2
Сердце имея любвеобильное, нищим и сирым детям сострадал еси, отче Варсонофие. Памятуя, яко таковых есть Цapствие Небесное, угощения им сладкая учреждал еси, пищею земною питая их телеса, в души же их влагая пресладкая Божественная словеса. Темже сирии дети, зряще о них таковое промышление, Богу, питателю всех, возсылаху хвалу: Аллилуия.
     Икос 2
В чине воинстем служа отечеству, образ благочестия русскому воинству был еси, откровением же свыше, яко апостол Павел, к почести вышняго звания позван быв. Таковому о тебе промышлению Божию чудящеся, сице тебе вопием:
Радуйся, христолюбиваго воинства добльственный поборниче; радуйся, оптинскаго ангелоподобнаго полка мудрый наставниче.
Радуйся, отечеству благомощное заступление явивый; радуйся, монашествующих духовным бранем искусно научивый.
Радуйся, с небесе Божественным откровением облиставыйся; радуйся, озарением небесным духовно преобразивыйся.
Радуйся, мечу ярости Божественныя на богопротивныя; радуйся, щите духовный, о немже сокрушаются стрелы разженныя.
Радуйся, Варсонофие, Оптинскаго старчества боголепное украшение.
     Кондак 3
Житие мирское благочестно управив, отче Варсонофие, волю Божественную о себе взыскати восхотел еси. Темже благословением праведнаго Иоанна, пастыря Кронштадтскаго, священство тебе предуказася, и Гефсиманским старцем Варнавою брак духовный предречеся, в немже душу твою Жениху Христу уневестил еси, поя Ему: Аллилуия.
      Икос 3
В Скит Предтечев притек, яко елень жаждущий, измыл еси тину страстей покаяния водою, разум же духовный почерпнул еси от богоносных старцев Оптинских, в возраст мужа духовнаго приспевый. Темже богоразумие твое похваляюще, сице тебе рцем:
Радуйся, от сует мирских, яко лань от тенет, устремивыйся; радуйся, яко на Иордан мысленный в Скит Предтечи притекий.
Радуйся, богоносным старцем, яко железо ковачу, душу свою вручивый; радуйся, послушанием, яко ключом, дверь страстей затворивый.
Радуйся, божественной воли желание постигнувый; радуйся, на недвижимем камени смирения себе утвердивый.
Радуйся, постом и бдением главы змиев сокрушивый; радуйся, Ангельския силы рачением своим возвеселивый.
Радуйся, Варсонофие, Оптинскаго старчества боголепное украшение.
     Кондак 4
В чине Ангельстем водворивыйся в пустыни Оптинстей, яко бронею обложился еси постническим житием, и ратоборством искусным низложил еси козни диавольския, песнь победную поя Богу: Аллилуия.
     Икос 4
Силою Свыше препоясався, преподобне, и крест на рамо взем иноческих скорбей, доблемудро попрал еси вся искушения бесовская и к почести вышняго звания победоносно потекл еси. Темже венец похвал исплетающе, сице тебе вопием:
Радуйся, святоотеческим учением, яко диадимою, увенчавый разум; радуйся, Ангелоподобными добродетельми украсивый душу.
Радуйся, иноческое житие херувимски пламенне возлюбивый; радуйся, предание богоносных старцев яко мед духовный пивый.
Радуйся, смиренномудрия камень краеуголен во глубине души утвердивый; радуйся, молитву, яко меч духовный, трезвением изостривый. Радуйся, псалмопением непрестанным демонская вышения смиривый; радуйся, яко трудолюбными подвиги храмину добродетелей совершил еси.
Радуйся, Варсонофие, Оптинскаго старчества боголепное украшение.
     Кондак 5
Богоносному старцу Анатолию прилепивыйся любовию душевною, и добродетельным его житием душу свою снабдив, яко чадо возлюбленное дары сыноположения приял еси от него пребогатыя, духодвижною молитвою благодарно Богу вопия: Аллилуия.
     Икос 5
Яко мудрый пастырь бразды правления скита Оптинскаго приял еси, и стада монашествующих духозлачным учением окормил еси, темже братия, видяще благодать старчества, на тебе почивающую, единогласно воззваша тебе таковая:
Радуйся, терпеливодушно понесый гонения, яко старец Лев; радуйся, украшенный смиренномудрием, яко старец Макарий.
Радуйся, розго, процветшая благословением старца Амвросия; радуйся, верный помощниче и жезле старости преподобнаго Иосифа.
Радуйся, возлюбленное чадо старца Анатолия; радуйся, духовный друже и сотаинниче старца Нектария.
Радуйся, богомудрый управителю скита по заветам старца Моисея; радуйся, любвеобильный авво, воспитавый Никона исповедника.
Радуйся, Варсонофие, Оптинскаго старчества боголепное украшение.
     Кондак 6
Солнце Правды предуготови тя, яко стрелу избранну, и к темнонеистовым языкам тя устрели. Ты же молитвами своими христолюбивому воинству на враги споборствовал еси, раненых воев Таинами церковными пастырски снабдевая. Темже славит тя страна Российская и Богу победно вопиет: Аллилуия.
     Икос 6
От востока солнечнаго возвращся, добропобедне Варсонофие, нощебденныя своя возставел еси подвиги и яко полная луна добродетельми сияя в нощи, Амалика мысленнаго умертвил еси смиренными своими моленьми. Темже подвиги твоя добльственныя восхваляя, велегласно тебе зовем:
Радуйся, стрела избранная, уязвившая древняго змия; радуйся, звездо Православия, озарившая народы неверныя.
Радуйся, христолюбивому воинству на враги соодоление; радуйся, церковными Таинами тех укрепление.
Радуйся, покаяния проповедниче радостотворный; радуйся, чудодейственный исцелений источниче.
Радуйся, яко молитвою уврачевал еси страждущих; радуйся, яко псалмопением усмирил еси враждующих.
Радуйся, Варсонофие, Оптинскаго старчества боголепное украшение.
     Кондак 7
Яко безкровное мученичество, житие монашеское совершив, достигл еси безстрастия пристанища. Сего ради дар пророчества излия на тя Господь и яко светильник разсуждения постави тя на свещнице церковнем, да светиши в греховней нощи и заблуждшия ко стезям благочестия наставиши, еже славити им Бога и вопити Ему: Аллилуия.
     Икос 7
Бурю греховную, имущую вскоре сокрушити землю русскую, твоима духовныма очима прозрел еси. Темже, яко новый пророк, к покаянию увещал еси приступити людей заблуждших, верных же укреплял еси претерпети достойно скорби грядущия. Сего ради яко утешителя богодухновеннаго поем тя суща:
Радуйся, мастию Духа Святаго помазанный пророче; радуйся, исполненный Божественных откровений небесный человече.
Радуйся, духовным взором сердца человеческая испытуяй; радуйся, покаянием чистосердечным грешники врачуяй.
Радуйся, разсуждения духовнаго светлейшее обиталище; радуйся, Божественных Таин достойное приятелище.
Радуйся, Оптинскаго старчества чистейшее зерцало; радуйся, народа русскаго православное забрало.
Радуйся, Варсонофие, Оптинскаго старчества боголепное украшение.
     Кондак 8
Яко незлобиваго агнца во объятия своя приим пришедшаго к тебе Никона, предуставленнаго исповедника Оптинскаго. Емуже и предрекл еси, колико имать пострадати о Христе, в немже сотаинника себе обрел еси и ученика благопослушнаго, иже и ныне не отлучився от тебе, но в горнем присно ликуя, песнь согласную поет с тобою: Аллилуия.
     Икос 8
Пастырскую хитрость восприим, богомудре отче, овцы Христовы на злачных пажитех благодати упасл еси, и словесным учением твоим, яко медоточным пивом, соль спасительнаго пути преложил еси на сладость им. Сего ради агнцы словесныя новомученическому стаду возрастил еси, с нимиже похвалами тя венчаем сими:
Радуйся, пастырю незлобивых агнцев; радуйся, губителю невидимых волков.
Радуйся, крест носивый, яко похвалу Христову; радуйся, плоть распявый со страстьми и похотьми.
Радуйся, новомучеников Оптинских богодухновенное удобрение; радуйся, священно-иноков боголепное украшение.
Радуйся, Никона венче златокованный; радуйся, собора Оптинскаго каменю богоизбранный.
Радуйся, Варсонофие, Оптинскаго старчества боголепное украшение.
     Кондак 9
Радость ангельская на небеси явися о житии твоем святем; отче преподобне, демоном же скорбь велика бысть, егда умножил еси пастырския твоя подвиги. Темже многия души от власти демонския тобою свободившася, в лице спасаемых воспеша Богу: Аллилуия.
     Икос 9
Мудрецов века сего яко буесловящих обличил еси, помышляющих о Творце своем яко не сущем, чудодействы же своими торжество веры показал еси, егда разверзл еси слух глухонемому. Темже сердечная наша ушеса отверзи ко слышанию слова Божия и приими похвальныя сия словеса, от любве тебе приносимыя:
Радуйся, ангельския крепости исполненный подвижниче; радуйся, демоном нанесый язву всегубительную.
Радуйся, верным подаваяй светозарное просвещение; радуйся, разоряяй тьму нечестиваго неверия.
Радуйся, Божественных чудес изрядный дародателю; радуйся, Богодостойное приятелище благодати.
Радуйся, егоже рака кипит, яко источник исцелений; радуйся, имже до ныне творятся преславная знамения.
Радуйся, Варсонофие, Оптинскаго старчества боголепное украшение.
     Кондак 10
Видя богомерзкое нечестие мира сего и хотя прелести углия угасити, отверзл еси медоточивая твоя уста и сладкоглаголивых поучений источил еси реки. Сего ради грешницы отвратишася от греха, вернии же к высоте боголюбиваго устремишася благочестия, песнь сладчайшую Богу поюще: Аллилуия.
     Икос 10
Добре упасл еси стада монашествующих на пажитех животных, и миру явился еси яко свет вторый. Сего ради пастырскаго посещения твоего просим, еже избавити от лютаго миродержца стадо твое и от прелесных его сетей. Да в крове крил твоих молитвенных хранимии, сице тебе вопием:
Радуйся, яко стада монашествующих напитал еси духовною пищею; радуйся, яко мирския напоил еси евангельским млеком.
Радуйся, благозвучная цевнице, добродетель целомудрия воспевшая; радуйся, Предтечева секира, посекая корения страстей.
Радуйся, яко стрела огневидная поразил еси воздушных князей; радуйся, яко красными ногами сокрушил еси главы невидимых змиев.
Радуйся, источниче, к немуже притекают жаждущии утешения; радуйся, огнь, имже попаляются хврастия сластей.
Радуйся, Варсонофие, Оптинскаго старчества боголепное украшение.
     Кондак 11
В Горний Иерусалим восход свой устрояя, скорбми безмерными обложился еси, яко терновым венцем. Поношения подъял еси и оклеветания, даже до смерти крест послушания понесый. Темже страдания твоя воспевающе, Богу, укрепльшему тя, благодарно поем: Аллилуия.
     Икос 11
От обители твоея отгнан был еси завистию диавола и в Старо-Голутвенней пустыни яко премудр вертоградарь водворился еси. В нейже крины прекрасныя насадив благочестия, в райския обители духом отшел еси. Мощи же твоя святыя Оптина пустынь, яко победоносный трофей, в недро свое прият, имиже красуется ныне и во умилении велегласно тебе вопиет:
Радуйся, яко благоцветущий вертоград Оптину пустынь возделавый; радуйся, возрождение в Голутвину пустынь, яко масличную ветвь, принесый.
Радуйся, блаженство гонимых правды ради стяжавый; радуйся, кротостию Иисусовою и любовию враги победивый.
Радуйся, голубе предобрый, паряй над сению креста; радуйся, яко в крове крил твоих мирствуют чада твоя.
Радуйся, идеже есть тело твое, ту привитают духовнии орли; радуйся, идеже ублажаема память твоя, ту пребываеши духом твоим.
Радуйся, Варсонофие, Оптинскаго старчества боголепное украшение.
     Кондак 12
Яко труба добропобедная, проповедует подвиги твоя Пустынь Оптинская, старцы прославленная. В нейже ангельски пожив и на небеса взят быв, Ангелы и собору Оптинских отцев вменился еси, песнь всесличную с ними поя: Аллилуия.
     Икос 12
Яко щит необоримь, предстательство твое за ны, отче преподобне, и молитвенное ходатайство твое яко меч духовный, бесов поражаяй. Сего ради испроси нам благодать у Всемилостиваго Царя Христа Бога, еже возмощи нам противитися всем кознем врага и одеяни во оружия света стати, возвещающе тебе победная сия:
Радуйся, победа невоеванная, свыше к нам сходящая; радуйся, венец присноцветущий добре подвизающимся.
Радуйся, яко на мысленнаго Амалика ратуеши с небеси; радуйся, яко варварская шатания упраждняеши на земли.
Радуйся, невидимое вспоможение иноческому ополчению; радуйся, бесов многоплачевное поражение.
Радуйся, яко тобою Оптинское старчество благоукрасися; радуйся, яко тобою житие наше помраченное просветися.
Радуйся, Варсонофие, Оптинскаго старчества боголепное украшение.
     Кондак 13
О непобедимый стратилате Небеснаго Царя Христа, богомудре старче Варсонофие! Тебе акафистное пение сие приносяще, усердно просим тя, яви нам благомощное твое заступление и всем, любовию тя почитающим, испроси у Господа оставления грехов и ангельския крепости в подвизех, да возможем непреткновенно пети Господу сил: Аллилуия.
(Трижды, затем икос 1 и кондак 1).

Молитва

О пречестная и священная главо, Небеснаго Иерусалима гражданине, изрядный угодниче Христов и великий Оптинский чудотворче, преподобне отче Варсонофие! Призри от Горних высот на нас, смиренных и грешных, во умилении сердец к тебе прибегающих. Тебе бо молитвенника благоприятнаго вемы ко Всемилостивому Богу и ко Пресвятей и Пречистей Матери Его, Владычице нашей Богородице и Приснодеве Марии. Вознеси о нас твоя святыя молитвы ко Престолу Человеколюбца Господа, дабы не погибнути нам со беззаконии нашими, но обратитися к покаянию и исправлению, да прочее время жития нашего земнаго не в работе греху и страстем, но в делании заповедей Его святых и в благочестии провождаем, и со благою надеждою достигнем кончины нашея. В час же смертный наипаче явися нам, отче, заступник благий, ускори на молитву о нас, безпомощных, и помози нам со Причастием Таинств Божественных мирную и благую кончину улучити, грозная мытарства воздушная безбедно прейти и унаследовати Горнее Царство.
Ей, отче приснопамятный, не презри нас и не посрами упования нашего, но буди о нас предстатель немолчный к Богу. Пастырю наш добрый, упаси нас бодренными твоими молитвами и сохрани ненаветны от всякаго зла, да славим неизреченное человеколюбие Бога нашего, Отца и Сына и Святаго Духа, и твое отеческое заступление, во веки веков. Аминь.

Ина молитва

О священне воине и богомудрый отче наш Варсонофие, Оптинскаго старчества венценосный поборниче. Ты славу мира сего не возлюбив, ниже почести и житие разслабленно, но воинскую честь соблюд до конца и земное тризнище оставив, ввоинился еси Царю Христу и со безплотными Ангелы на демоны ратовал, и победы почести приял еси. Темже под твое предстательство, яко под крепкий щит, прибегаем, и на лук молитв твоих надеющеся, молим тя, отче преподобне, утеши ны яко отец чадолюбивый, и яко сынов нас утверди, облегчая скорбь належащую, избавляя от нужд души наша. Даждь нам твоему житию последовати и неуклонно соблюсти предания святых отец, ихже ты заповедал еси блюсти даже до смерти. Ей, отче, буди нам поборник в мысленных бранех наших, ихже ведем со страстьми и духами лукавыми, яко немощни есмы и неискусни. Ты же, яко искус послушания прошед и благодать старчества унаследовав, можеши и нам искушаемым помощи. Да под кровом молитв твоих храними, воспоем и прославим Подвигоположника нашего Господа Иисуса Христа со Отцем и Животворящим Его Духом всегда, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.