Священномученик Николай Загоровский

Добавлено Воскресенье, 15 Июнь 2014. Опубликовано в Жития святых

Священник Николай Загоровский. Портрет

Святой старец Схииеромонах Серафим (Загоровский, 1872-1943) Харьковский происходил из старинного княжеского украинско-польско-литовского рода Сангушко-Загоровских. Будучи духовным сыном св. старца Анатолия (Потапова) Оптинского, он по его благословению принял на себя бремя старчества и прославился многочисленными подвигами и чудесами. Особую славу батюшка снискал как пламенный проповедник и миссионер.
Особое духовное влияние на отца Николая оказал Архиепископ Антоний (Храповицкий), пребывавший в то время в Харькове правящим архиереем. Тогда же о. Николай знакомится и с будущим Святителем Иоанном (Максимовичем) Шанхайским и Сан-Францисским.
Вот как об этом вспоминает духовная дочь старца Серафима Харьковского монахиня Магдалина: «Владыка Иоанн тогда студентом был, и звали его Мишей. Когда Батюшка (о. Николай Загоровский) придёт, он скорее выбегает и берёт у него благословение идти на занятие, и вот отец Николай ему говорит: “Миша, ты Батюшку (имея в виду Антония Храповицкого) никак не пропускаешь. Обязательно ты, наверное, будешь архиереем и святым”...» Миша Максимович тогда в ответ улыбнулся и сказал: «Это вы, отец Николай, будете святым». «И вот, – продолжает м. Магдалина, – Владыка Иоанн – и архиерей, и святой… И наш Батюшка – тоже святой».
Глубоко верующий человек, который всего себя без остатка отдавал на служение Богу, Церкви и людям, любящий и заботливый духовный отец, мудрый и рассудительный пастырь, горячий патриот – таким был отец Николай.
В своей жизни он очень почитал преподобного Серафима Саровского и, будучи поэтически одаренным, написал несколько стихотворений о нем:

Вот он, блаженный пустынник взыскующий,
Века грядущего благ неземных.
Вот он в скорбях, как мы в счастьи, ликующий,
Душу готов отдать за других!
…
Всем изнемогшим в огне испытания
«Радость моя! – он твердит, „не скорби!“.
Бури душевные, грозы страдания,
Господа ради, с улыбкой терпи!»… – и старался подражать преподобному.

    В свою очередь и святой старец не оставлял о. Николая своей помощью и покровительством. Известен следующий случай.
Возвращаясь на Украину из ссылки в 1941 году, о. Николай направлялся в Обоянь Курской области – жить в Харькове власти ему запретили. С ним была его преданная духовная дочь – Ульяша, разделившая с «дорогим батюшкой» всю тяжесть изгнания. В Обояни они не знали никого, идти было не к кому.
Промыслом Божиим их разговор услышала незнакомая им женщина, оказавшаяся женой ссыльного священника. Узнав в о. Николае лицо духовного звания, она дала им адрес женского монастыря, тайно действовавшего в городе. А вот монахиня, открывшая дверь, отнеслась к путникам крайне недоверчиво и отказывалась их впустить.
«Все же доложите о нас игумении», – попросил о. Николай. Через короткое время игумения вышла и с радостью приняла их. Видя их недоумение, игумения рассказала, что накануне ночью ей приснился преподобный Серафим и сказал: «К тебе прибудет харьковский Серафим, ты его прими». Услышав это, о. Николай расплакался…
О жизни Николая Загоровского до принятия священства имеются скудные сведения.
Родился он 9 августа 1872 года на окраине Ахтырки – уездного города Харьковской губернии, в семье диакона Михаила Феоктистовича Загоровского. В семье было трое детей – два мальчика и девочка. О. Михаил скончался рано, и на плечи его вдовы Прасковьи Андреевны лег тяжелый крест воспитания детей.
К счастью, это была волевая, от природы умная женщина, которая смогла поставить их на ноги. Оба сына пошли по стези отца – стали священниками, унаследовав от него пламенную ревность в служении Богу. Михаил, старший, рано умер от чахотки, но запомнился всем как очень талантливый молодой человек.
Талант Коли Загоровского оказался своеобразным. В старших классах семинарии преподаватель русского языка устраивал спектакли. Неожиданно для всех Николай оказался неповторимым… комиком. Стоило ему только появиться на сцене, как в зале уже смеялись. Известный на Украине артист-предприниматель предложил ему место в своей труппе с завидной зарплатой… «Я хочу тебя видеть в золотых ризах, иначе прокляну!» – услышал он от матери и покорился ей.
В 1894 году начинается пастырский путь отца Николая. В 22 года он оканчивает Харьковскую семинарию и направляется на первое место служения – в слободу Поличковскую Богодуховского уезда. В село. Через четыре года его переводят в слободу Малыжино того же уезда. Здесь о. Николай пробыл почти 10 лет.
Позже он напишет отклик на статью «Виноваты ли мы?» своего собрата-священника, в которой автор защищает сельских священников от несправедливых обвинений.
    «Больно тебе писать, дорогой друг, но пишу, – засосала глушь, затянула серая обыденная жизнь. Веришь ли, не только книгу или газету почитать некогда, или заняться чтением Библии и освежить свои скудные, но так необходимые в наши дни миссионерские познания – отдохнуть некогда. Кажется, скоро разучусь мыслить, чувствовать, говорить.
Сам знаешь нашу жизнь: совершаю богослужения, требы с их утомительными поездками на хутора, главное же – заела эта отписка волостным правлениям, да целых три школы в приходе! Ты можешь понять и посочувствовать…» – писал этот священник.
    И о. Николай с сочувствием отвечает:
«Мы не имеем времени совершать установленное богослужение внятно и без пропусков. Но мы ли виноваты в том, что не имеем ни времени, ни возможности систематически обучать народ православной вере и молитвам? Но мы ли виноваты в том, что на наши плечи возложили столько обязанностей, превышающих человеческие силы?»
   Село Малыжино было непроходимой глушью. Для разносторонне одаренной, деятельной души о. Николая находиться там поначалу было очень тяжело. В душе несостоявшегося комика проходила опасная, мучительная борьба, доходившая до отчаяния.

Келейная икона о. Николая. Хранится в Леснинском
Богородицком женском монастыре во Франции

Непосредственно с судьбой о. Николая Загоровского связана и история чудотворной Богородичной иконы, о чём имеется несколько документальных свидетельств.
Послушница Татьяна вспоминала: «Село, где протекало его пастырство, называлось Малыжино. Это была непроходимая глушь. Трудно было ему примириться с прозябанием в глухом и диком захолустье. Его келейная икона Божией Матери была свидетельницей его горьких слёз. Матерь Божию он призывал на помощь в духовной борьбе. И произошло чудо: его блестящие душевные таланты преобразились в духовные. Артист-комик превратился в знаменитого проповедника и пастыря... Икона Божией Матери, перед которой он молился, написана в итальянском стиле, и не является копией древней иконы “Взыскание погибших”. Но отец Николай назвал её “Взыскание погибших” – Малыжинская, украсил её драгоценными камнями и почитал как чудотворную. Сколько раз впоследствии читал он перед ней акафист: «Радуйся, благодатная Богородице, Дево, всех погибающих спасающая!» И Матерь Божия приходила на помощь: исцеляла, спасала, бесов изгоняла…»
Всю жизнь он благоговел перед этой иконой, постоянно молился перед ней, читал акафисты, плакал. Всегда брал ее с собой.
Вот другое свидетельство. Об о. Николае и этой иконе вспоминает мать Магдалина (в миру Ульяна): «Батюшка свою икону всегда с собой носил, и много исцелений от неё было. Очень много Батюшка исцелял больных перед этой иконой. А когда сюда приехала (во Францию), то дочь Батюшки, Лидия, говорит: «Уляша, знаешь, Володя папу не видел. Мы приехали к сыну Батюшки Владимиру. Он давно уехал заграницу. Ты подари эту икону Владимиру Николаевичу…»
Есть и продолжение этой истории: «Когда я ему её подарила, он мне сделал копию, и он говорит: «Ты мне подарила чудотворную икону. Она потом, конечно, будет в храме, а сейчас пока будет у меня, а тебе вот – эта копия». В свою очередь, дочь о. Николая заказала «большую икону “Взыскание погибших” для храма в Медоне».
Потом внук Батюшки, – как сообщает мать Магдалина, – Сергей сказал ей: «Магдалина, ты всё время молишься, и потому хорошо, чтобы икона была у тебя… и пускай перед ней день и ночь лампада горит за всех духовных детей, за всех сестёр, за всех благодетелей. А если будет монастырь или подворье, тогда можно будет туда отдать…» Все члены семьи о. Николая Загоровского оказались по-своему причастны к этой иконе.
И заканчивает духовная дочь Батюшки словами: «Если в Харькове будет монастырь в честь иконы “Взыскание погибших”, то икона чудотворная пойдёт в Россию». По её утверждению, в Харькове перед самой революцией должен был открыться женский монастырь в честь иконы Божией Матери “Взыскание погибших”. Она вспоминает: «И дом нам пожертвовали, и сёстры уже были, и Владыка Антоний (Храповицкий) благословил…»
Революция, увы, лишила их надежды и разрушила планы. Сохранилась фотография послушниц и тайных монахинь, которых постригал в разные годы о. Николай, на которой видно, сколь внушительно было число его духовных дочерей. У одной из его духовных дочерей в Харькове сохранился точный список келейной иконы о. Николая. Икона в серебряном окладе с чеканными выступами в виде чепца, причём этот список был сделан ещё при его жизни, и потому особенно почитаем и бережно сохраняем. Об этой иконе мать Магдалина сообщает и такую подробность: «Наша икона “Взыскание погибших” была с открытой головкой…» Отец Николай даже написал несколько церковных песнопений в честь неё, которые он использовал и во время службы.
В двухтомном сборнике Е. Поселянина сообщаются следующие сведения: «Древняя чудотворная икона “Взыскание погибших” находится в селе Малыжино Богодуховского уезда, Харьковской губернии. Обретена она, по преданию, около 1770, прославлена исцелением помещицы Лесницкой и троекратным избавлением той местности от холеры».
В «Полном Православном Богословском Энциклопедическом Словаре» говорится: «“Взыскание погибших” – икона Божией Матери. Находится в храме калужской губернии. Написана она в XVIII веке по заказу местного крестьянина Обухова в благодарность Царице Небесной за избавление от замерзания. Подобные иконы существуют ещё во многих церквях. Чудотворный список находится ещё в харьковской губернии в селе Малыжино, Богодуховского уезда с 1770».

О. Николай с супругой Екатериной и детьми

Отец Николай был женат и имел двоих детей: дочь Лидию (в замужестве Бобрищеву) и сына Владимира. Когда они подросли и наступило время дать им образование, о. Николай решился написать прошение о переводе в город. В роду его жены также были лица духовного звания. Екатерина Ивановна окончила женское епархиальное училище и получила право на преподавание в начальных классах. Переезд в уездный город был давней мечтой всей семьи: Екатерине Ивановне хотелось дать детям хорошее образование. Да и деятельная натура о. Николая в небольшом приходе на окраине Харьковской епархии, в стороне от церковной жизни сильно сковывалась.

В 1910 году его назначают в кладбищенский храм Казанской иконы Божией Матери г. Харькова, один из приделов которого был освящен в честь преподобного Серафима Саровского. Многие так и называли этот храм – Серафимовский. Все было неслучайно…
Жизнь о. Николая в городе можно сравнить с пробуждением сада весной. Зимой деревья накапливают жизненные силы. Лишь только пригревает солнце, все видят потрясающее преображение окружающей природы – зелень, цветы и, наконец, питательные плоды.
После переезда в Харьков наступила весна в жизни и о. Николая, и вверенного ему прихода. Почти сразу после его появления в Серафимовской церкви по воскресеньям стали проходить собрания прихожан, на которых читались жития святых, пелись церковные песнопения:
«Что-то дорогое, давно-давно минувшее воскресает в вашей памяти, когда вы слышите в храме дивную повесть о житии, подвигах и страдании какого-либо угодника Божия или мученика, когда вы слышите, как своды храма оглашаются общим пением молитв… словно в первые дни христианства. Здесь вы видите одну братскую христианскую семью, имеющую одну душу и одно сердце», – писал о. Николай.
Он начинает активно печататься в харьковском журнале «Вера и Разум»: от небольших откликов и мыслей до глубоких, объемных статей, которые приходилось разбивать на несколько номеров.
В 1910 году, в возрасте 38 лет о. Николая назначают настоятелем Феодоро-Стратилатовской церкви при Александровской городской больнице.

Община больничного храма

Александровская городская больница была открыта в 1869 в память о чудесном избавлении Государя Императора Александра от угрожавшей ему опасности в Париже в 1867. Главной своей задачей это медицинское учреждение считало лечение рабочих и малоимущих жителей Харькова. Церковь при больнице открыли в 1896. Первым жертвователем на её строительство был генерал-майор П. П. Дурново.
Именно здесь его таланты пастыря, проповедника, писателя и проницательного мыслителя раскрылись во всей полноте. Немалый жизненный и священнический опыт, пастырская ревность, природное красноречие и помощь Божией Матери сделали его необыкновенным проповедником.
Весть о харьковском златоусте облетела весь город, и вскоре небольшой больничный храм уже не вмещал всех желающих послушать его или побеседовать с ним. О. Николая приглашают с проповедью в различные храмы города. Много раз выступал он и в главном харьковском соборе в честь Успения Божией Матери.

Николай с преданными послушницами. Ульяша сидит

    О могущественном действии на людей его проповеди расскажет следующий случай. Молодая девушка, Ульяша Ноздрина, которая собиралась выйти замуж и уже имела жениха, однажды попала в храм, где говорил проповедь о. Николай.
Ульяша была настолько потрясена, в ее сердце разгорелась такая пламенная ревность, что она решилась всю себя посвятить Богу. Отказала своему жениху и последовала за о. Николаем, ненасытно насыщаясь его наставлениями. Впоследствии только она одна была неразлучной и первой его помощницей в годы ссылки и в последние минуты жизни.
Темы, которые о. Николай затрагивал в своих статьях, звучат злободневно и в наши дни: о сектантстве, о самоубийстве, о воспитании, о том, каким должен быть христианин и, особенно, пастырь:
    «Явите перед всеми людьми жизнь свою во всём согласную со Словом Божиим и Божией правдой, явите пред миром добрые дела жизни своей!»
    «…Слово проповеди только тогда оказывает свое сильное неотразимое действие на слушателей, когда оно подтверждается примером собственной жизни пастыря-проповедника».
   Послушаем, что пишет о. Николай о жизни и самоубийстве:
    «Жизнь наша есть деятельность во славу Божию, на пользу ближнего и для собственного благополучия, в частных же явлениях – жизнь есть труды и подвиги, наслаждение и страдание, скорби и радости…»
   Он спрашивает: «…где же причины чрезвычайного умножения и распространения в наше время эпидемии самоубийств?», – и отвечает:
«…упадок веры в Бога всегда неминуемо приводил всякие человеческие общества и к упадку их в нравственном отношении, и способствовал сильному развитию среди людей всевозможного рода пороков и преступлений».
    Очень сильно звучат последние слова этой статьи:
«Усвойте христианское воззрение умом и сердцем, сделайте его руководительным началом своей жизни, и вы будете иметь свет и опору в жизни. И вы будете тверды и непоколебимы не только перед испытаниями и тяжестями жизни, но и перед самим страхом смерти.
Не унижайте цену жизни! Жизнь есть великое сокровище и великий дар Божий. Никогда не позволяйте себе легкомысленно и дерзко называть её – ни обманом, ни бессмыслицей, ни проклятием, ни карою. Не требуйте от настоящей жизни слишком многого, не ищите здесь одних радостей, успехов и наслаждений, но умейте быть благодарными за всякий дар жизни, за всякую радость, за всякий успех свой, за всякое добро, сделанное вами или другими…
Не унывайте, если случится и ослабеть, поколебаться в жизненном подвиге, забыться и упасть нравственно. Обращайтесь к свету веры, чтобы прояснить для себя смысл и задачу жизни. Молите Бога о помощи, чтобы Он сохранил, направил и укрепил вас на жизненном пути. С Богом, братья, на жизненный путь! А без Бога путь жизни темен, жесток, скользок, беспокоен, безотраден… Пойдемте за Христом!»
    Писал о. Николай и о «язве» своего времени – о социализме. Читая, поражаешься глубине и проницательности его ума. Наверное, все помнят знаменитый лозунг революционеров: «Свобода, равенство, братство!» А теперь послушаем о. Николая:
   «В истории как нет примера, чтобы какое-нибудь государство существовало при безграничном равенстве членов, так нет примера существования государства при отсутствии личной собственности каждого его члена»
«Как свободное существо, человек имеет такое же право на свободную деятельность в материальном мире, как и в мире мыслей: всякий волен и имеет право, как человек, думать и чувствовать, как ему хочется, точно так же всякий имеет право приращивать свое достояние, передавать его другому, заниматься капитализацией своего имущества. Отнимите это природное право, и вы пойдете против правды, против разума, изуродуете жизнь человека…»
«Немного надобно усилий ума, чтобы видеть всю нелепость и гибельность подобных учений… кроме всеобщей войны, гибели всякой культуры, цивилизации, ничего другого и ждать нельзя, ибо, усвоив принцип борьбы как закона жизни, человечество вновь может возвратиться только в прежнее состояние варварства и дикости»
«Ценой крови, лжи, потери веры в Бога, разрушения Церкви и Государства, ценой потери всего великого и святого, что есть в человеке-христианине, социализм стремится силой навязать людям свой кровавый социалистический строй с полнейшим атеизмом, анархией и беззаконием, называя его „земным раем“… Неужели это не заставит нас ужаснуться и содрогнуться за этот путь?»
    И в конце пишет:
    «Красное знамя, поднятое современным социализмом на виду всех с надписью „В борьбе обретешь ты право свое!“ – это символ крови и смерти, ибо социализм несёт людям не мир и спокойствие, а меч и борьбу, не любовь, свободу, братство, а ненависть, злобу, вражду и вечное рабство».
    Все это исполнилось с удивительной точностью перед глазами миллионов людей.
Как свидетельствует газетная и журнальная хроника, о. Николай с начала 1910-х стал организовывать для своих прихожан паломничества по святым местам на территории Харьковской епархии: в Куряжский и Ахтырский монастыри, а также в Белгород, где покоились мощи свт. Иоасафа Белгородского. Он плодотворно и неутомимо занимался миссионерской и проповеднической деятельностью с молодёжью.
Приведем еще одно его буквально пророческое высказывание в публикации, посвященной о. Иоанну Кронштадтскому в 1910 году. К слову сказать, о. Николай высоко чтил и любил всероссийского пастыря, который только-только скончался в 1908 году. О нем о. Николай, сокрушаясь, писал: «не стало ведь того, кто был именно как бы свидетелем религии, кто праведностью своей как бы приблизил к нам небеса, кто пламенел горячей верой в Господа и этой верой умел зажигать сердца других…»
«Известия и заметки по Харьковской епархии» указывают, что с 1912 о. Николай стал секретарём Епархиального попечительства о бедных лицах духовного звания, и этот пост он занимал более пяти лет. На таком посту мог быть только исключительно отзывчивый и предельно честный человек.
    Но вернемся к пророческим словам:
   «А забудет русский народ Христа, оторвётся от Его святой и питательной лозы, обоймет всех „чад неверия“, тогда можно будет сочинить и разыграть всякую революцию, тогда анархисты и социалисты будут господами своего положения, тогда именно и настанет время и власть тьмы (Лука 22.53)…»
Революция 1917 года. Потекли реки крови: интеллигенция, монашество, священство, крестьянство… Уничтожались лучшие люди, цвет и красота российского и украинского народов…
   Читаем в воспоминаниях Ивана Михайловича Концевича, лично знавшего о. Николая Загоровского: «уВлияние отца Николая было очень велико и далеко простиралось… Учитывая это, большевики призвали отца Загоровского, и предложили ему войти с ними в известное соглашение.
От него требовалось только одно: не произносить против коммунистов проповедей. Они даже предлагали ему субсидию золотом на его благотворительность. На это предложение отец Николай ответил, что он служит Единому Богу и никому больше. Вскоре его арестовали и посадили в тюрьму».
    Вскоре священника отпустили, и он продолжал служить. Но за ним пристально наблюдали и ждали подходящего момента.
    В «Архипелаге ГУЛАГ» Александр Солженицын пишет:
    «Весной 1922 года ЧК, только что переназванная в ГПУ, решила вмешаться в церковные дела. Надо было произвести еще и „церковную революцию“ – сменить руководство и поставить такое, которое лишь одно ухо наставляло бы к небу, а другое – к Лубянке. Такими обещали стать живоцерковники, но без внешней помощи они не могли овладеть церковным аппаратом.
Для этого арестован был Патриарх Тихон и проведены два громких процесса с расстрелами: в Москве – распространителей Патриаршего воззвания, в Петербурге – митрополита Вениамина, мешавшего переходу церковной власти к живоцерковникам.
В губерниях и уездах, там и здесь, арестованы были митрополиты и архиереи, а уж за крупной рыбой, как всегда, шли косяки мелкой – протоиереи, монахи и дьяконы, о которых в газетах не сообщалось. Сажали тех, кто не присягал живоцерковному обновленческому напору. Священнослужители текли обязательной частью каждодневного улова…»
   Это коснулось и о. Николая: «15 мая 1923 года постановлением Особой комиссии НКВД по административным высылкам Загоровский Н. М. был осужден к высылке за пределы на три года. Проживал по Рудаковскому переулку д. 11. В обвинительных материалах статья Уголовного Кодекса указана не была. Признан в том, что являлся ярым монархистом… С 1921 года использовал проповеди для антисоветской агитации» (из справки Совета Безопасности Украины по Харьковской области).
Отцу Николаю было приказано уехать подальше. Он выбрал Санкт-Петербург. Хотя в обвинительных документах говорится о трех годах, однако он пробыл в Петербурге 7 лет. Но на этом его голгофские страдания не окончились. В 1930 году за отказ принять декларацию митрополита Сергия о. Николай был вновь арестован и вскоре этапирован на Соловки, где пробыл в заключении 5 лет.

Послушницы «Тихой пустыньки»

    Среди духовных чад о. Николая были преданные ему молодые девушки, которые всю жизнь свою хотели посвятить Христу. Некоторые из них были сиротами. Перед революцией о. Николай начал формировать из них женский монастырь в честь иконы Божией Матери «Взыскание погибших». Тогдашний митрополит Харьковский Антоний (Храповицкий) благословил это и даже выделил для обители трехэтажный дом.
Революция, а потом и изгнание о. Николая хотя и помешали этому, но не нарушили невидимой, духовной связи отца со своими «девочками-сиротами», как с любовью он называл их. Одна из них, Ульяша (в монашестве – Магдалина), разделила участь своего дорогого «Батюнечки» и оставалась с ним до самой смерти.
   Трудно представить, что переживала его чистая, до страдания любящая душа. Вдали от дорогих сердцу «деточек-сироток», вдали от родной Украины…
   «…Я же люблю вас всех любовью, сильной и крепкой, всего моего сердца, любовью истинной и святой о Христе Иисусе… Он вселил в мое сердце усталое такую сильную любовь к вам, сиротки мои бедные, что теперь разлука моя с вами сложилась для меня в крестоносный голгофский путь разбитой моей жизни…»
   «…Только в молитве ко Господу и Царице Небесной унимается скорбь души моей, облегчается крест разлуки моей с вами, крест изгнания…»
   «…И только одна радость моя: каждый день имею счастье у себя в келье приобщаться Св. Христовых Тайн…»
   Но тоска и печаль в его письмах постоянно сменяются ободряющими наставлениями:
   «…Пока же терпите, мои крохотки, и Богу молитесь! И живите в Боге, как мудрые Евангельские Девы. Не ослабевайте в подвигах благочестия и чистоты жизни, не охладевайте к молитве… Чаще приобщайтесь Святых Христовых Тайн. Бодрствуйте! Стойте на страже, ибо мир со всех сторон ловит вас…
    Нам остается только покорно следовать за Ним. В этом весь смысл блаженного состояния человека, отдавшего себя Христу: не заглядывая тревожно вперёд, не страшась за следующий шаг, не выбирая сам свою дорогу, не возлагая на себя заранее бремена будущих бедствий, без страха, с твердой верою, спокойно следовать за Пастырем, шаг за шагом, радуясь и всегда помня, что „Он идет перед нами…“ Идите же, чадца мои, за Христом!»
   «Не говори, что нет спасенья, что ты в печалях изнемог, чем ночь темней, тем ярче звёзды. Чем глубже скорбь, тем ближе Бог!». Слава Богу за всё!».
    И пророчествами:
   «…Не падайте духом, мои Сиротки, не унывайте в скорбях своих, мои Крохотки! Господь сподобит нас Своей радости и Своего утешения не только в том, что мы и на родной Украине свидимся лицом к лицу и возрадуемся о Бозе Спасе, но и в будущей жизни не будем разлучены друг с другом во Царствии Его!…»
   И они действительно встретились под «голубыми небесами родной Украины».
   Горячий патриотизм о. Николая просто поражает, особенно в наши дни – дни полнейшего равнодушия и попрания святого слова – Родина!
    «О, как бы я хотел на крыльях орлиных взвиться из этой далёкой, холодной чужбины, от этих холодных волн Невы и улететь в благодатный мир, в край родной Украйны, куда несутся ежедневно мои мысли, куда ежечасно рвётся моё „усталое сердце“, улететь туда, где голубое небо, где зелёный сосновый бор шумит, где заливные зеленые луга, где необозримые душистые ковры цветов, где раки обильные и рыба в чистых, ласкающих водах, где среди бесчисленных хоров птичек Божиих слышится дивная песнь соловья, где заунывно воркует горлица, кукует кукушка, где слышится грустная песнь пастуха, охраняющего мирно пасущееся стадо, где сердце трогается и плачет, слушая родную украинскую песню девушки, несущей домой воду, где душистые тополи и высокоры, где зеленые вишневые сады, где белые украинские хатки, где родные Божии храмы с золотыми крестами, где раздаётся родной колокольный звон, где все родные благодатные Божии святыни!»

О. Николай после ссылки

После Петербурга о. Николай оказался на Соловецком острове. Каждый второй остался там навсегда… О. Николай также не надеялся вернуться оттуда, поэтому, будучи уже вдовцом, он принимает монашеский постриг с именем Серафим в честь преподобного Серафима Саровского. Однако Господь сохранил жизнь Своего угодника.
После пятилетнего заключения его и нескольких других вели под конвоем на место дальнейшего поселения – на Крайний Север. Путь лежал по тундре и был очень тяжел. В одном месте узники заночевали в небольшой часовенке.
Когда о. Николай проснулся, то увидел, что спал под иконой Божией Матери «Взыскание погибших». Это несказанно его обрадовало и ободрило. Он понял, что Богоматерь не оставляет его. Только он один дошел до места поселения. Все остальные умерли в дороге…
Перед началом Великой Отечественной войны о. Николай, наконец, смог вернуться на Украину, но ему запрещено было жить в Харькове. Он выбрал место Обоянь Курской губернии, наиболее близкое к родному городу. Здесь он жил и служил в тайном женском монастыре до начала немецкой оккупации.

О. Николай и «девочки-сиротки» рядом с иконой «Взыскание погибших»

Началась война. Украина вскоре была занята немецкими войсками. Чтобы расположить к себе народ, немцы стали открывать храмы. О. Николай вернулся в Харьков, устроил у себя домовую церковь и продолжал служить. Здесь произошли долгожданные, трепетные, непередаваемые словами встречи дорогого отца с его «девочками-сиротками». Вновь вместе службы, молитвы, беседы, пение…

В годы войны немецкие солдаты были так поражены видом старца, непрестанно пребывавшего в молитве, что снимали сапоги, входя в его комнату, чтобы не потревожить молящегося.
В 1943 году красная армия стала сильно теснить врага. В этой ситуации о. Николай поступил, по-видимому, совсем не патриотически. Он ушел с отступающими немцами… Послушаем его самого и попытаемся понять. Из воспоминаний монахини Иерусалимы:
«Ему исполнилось семьдесят лет. Он был стар, болен, измучен лагерем и ссылкой, где изрядно подорвал свое здоровье. Мысль о возможном аресте не давала ему покоя… И он говорит матушке: „Не могу я тут ждать этих красных, мне даже страшно помыслить, что они приближаются…“»
Отец Николай был приписан к Харьковскому оперному театру, т. к. его зять в то время был там директором. Его эвакуировали вместе с актерами.
«…когда он переезжал границу своего отечества, то горько заплакал…», — вспоминает архимандрит Нектарий (Чернобыль).
На чужбине, в польском Перемышле он последний раз вздохнул 13 октября 1943 года…

«…И вот вам священный завет мой, родные:
Когда я умру на чужбине чужой,
Вы прах мой свезите в края дорогие,
Меня схороните в Украйне родной…»

(из стихотворения отца Николая, написанного за 20 лет до смерти, в 1923 году, в ссылке)

«Батюшка, который не отличался особой красотой при жизни, на смертном одре был более чем прекрасен. Лик его носил отпечаток нездешнего мира, непередаваемой словами красоты», – заключает архимандрит Нектарий.