Святой праведный Пётр Томский
День памяти 17 марта нового стиля
"Усердно приноси Христу труды юности твоей", – наставляет верующих великий учитель духовной жизни Преподобный Иоанн Лествичник. Удивительным примером служения Господу является жизнь юного подвижника Томской земли – праведного Петра (Мичурина Петра Алексеевича).
Он родился около г. Кузнецы (нынешний Новокузнецк), Сарчумысского форпоста Томской губернии, во второй половине XVIII в. в благочестивой дворянской семье Мичуриных. С детских лет он полюбил молитву, предпочитая их детским забавам. В юношеские годы он был отдан родителями на военную службу, но сердце его принадлежало только Богу. Вскоре юноша оставил мир и удалился в таежную пустыню. Спасаясь от мирской суеты, Пётр примкнул к проживавшим в тех местах старцам Зосиме и Василиску, которые затем перебрались в Туринск Екатеринбургской епархии и основали там женский монастырь.
Под руководством старца Василиска юноша стал исихастом (постоянно читал Иисусову молитву). Он прожил в землянке ещё около восьми месяцев. Вступив на путь борьбы с грехом, Пётр проводил жизнь в строгом посте, иногда по нескольку дней не вкушая никакой пищи. Избегая лишнего сна, юный подвижник со временем даже отучился спать лёжа. Отсекая свою, человеческую, волю, Пётр во всём являл послушание своему старцу – преподобному Василиску. Руководствуясь его советами, угодник Божий достиг духовной опытности и высоты в творении Иисусовой молитвы. Имя Христово призывалось им непрестанно. "Никогда не перестаю молиться, – говорил святой Петр старцу. – Не бываю без молитвы даже и тогда, когда память забудется: когда дремлю или сплю. И тогда молитва сама творится, и, пробудясь, чувствую её в моём сердце".
Сердце праведного Петра было преисполнено пламенной любовью к Богу и ближнему. Это укрепляло его в телесных и духовных подвигах.
Святые отцы учат: "Золото очищается огнём, человеческая душа – скорбями". Посетило искушение и Петра. Однажды, занимаясь рубкой дров, он нанёс себе тяжелую рану на ноге, но безропотно переносил свою болезнь. Перед его блаженной кончиной недуг оставил праведника. Как земледелец убирает в житницу спелую пшеницу, так и Господь, видя духовную зрелость и высоту жизни праведного Петра, призвал его в Вечность в возрасте 20 лет 4 марта (17 марта нового стиля). Бог даровал святому Петру Томскому благодать и после своей кончины помогать людям в стяжании дара молитвы и в борьбе с искушениями плоти.
В 1984 году канонизирован Русской православной церковью в составе Собора Сибирских святых.
Преподобный Зосима Верховский
Жизнь и подвиги Петра Алексеевича Мичурина в пустынях Сибири
Слава Богу! – Всегда была и есть надежда хотящим спастися; и в нынешнее время явилась благодать Святого Духа. Как виноградная лоза на неплодной земле, в стране Сибирской, Томской губернии, в округе Кузнецка Сарчумыского форпоста, от родителей благочестивых, из дворян, отца Алексея, матери Домникии, родился сей юноша Петр и вырос в добром воспитании в доме родителей своих. Потом находился в военной службе; напоследок предал себя самого на службу Господу Богу во иноческую жизнь, да предстоит как свеча одушевлённая пред Богом, в радость и торжество Ангелам, со всеми угодившими Богу. Имея 20 лет от рождения своего, он выполнил Божии заповеди. Воистину желателен для Господа Иисуса Христа такой служитель и много приятнее Ему всяких вещественных даров, приносимых Ему во храмах, хотя и они благоприятны Ему. Хотя Господь знает спасать всех желающих спастися, во всяком звании, со всем тем – как небо разнствует от земли, так мирское обычное супружеское житие отстоит от чистого иноческого пребывания, к которому Христос всех приглашает, глаголя: «Продаждь имение твое и дай нищим... и гряди вслед Мене» (Мф.19:21).
Но верою и любовию ко Христу Спасителю нашему; ослепила очи наши суета века сего более, чем слепорождённых младенцев, хотя мы сами знаем многих великих святых прославленных, которые в иноческом чине Богу служили. О, какое великое благо – пойти вслед Христа и по Его хотению проводить свою жизнь, и по смерти, на безконечные веки в неизреченной Его славе и радовании, при Нём быть, по глаголу Самого Христа Господа: «хощу, да идеже буду Аз, ту и слуга Мой будет» (Ин.12:26) О неоценимое достоинство служить Христу, все достоинства превосходящее! И юноша Петр предызбрал себе его в здешней стране, один из толикого множества народа, послушав Христа зовущего, и управил житие свое в угождение Христу.
Сам Господь Иисус Христос был послушлив Отцу Своему даже до смерти: выполняя веления Отца Своего, смирил Себя до безконечного уничижения, оставил небеса и небесное богатство, жил на земли в нищете. И блаженный юноша Пётр, поревновав святых отец житию, возлюбил единого Христа; для Него, подобно святому апостолу Павлу, «вся уметы быти вмени» (Флп.3:8) и всех своих любезных родных, и отца, и мать, и братьев, и сестёр оставил, от друзей и от всего сладкого и красного житейского, прельщающего на сем свете, удалился и вселился в пустынные пределы, по слову преподобного Илариона Великого: «прилепися к пустыне, как бы к матери своей любимой... Мать твоя молоком тебя воспитала, пустыня научит тебя любить Бога всем сердцем и напоит тебя разумом духовным, которым упремудришься провождать жизнь свою в самобеднейшей нищете и злострадании постническом».
В начале своего намерения оставить мир, Пётр, находясь ещё в военной службе, оставил мясное и довольствовался постным; жажду едва утолял и много раз целые дни без пищи проводил; а когда готовился к причащению Святых Тайн, тогда пять дней ничего не вкушал, побеждая себя непрестанным возношением в сердце своём молитвы: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго!» С великим вниманием и верою читал книги священные; и так был со всеми простодушен и дружелюбен, что все домашние и соседи любили его за нелестное его обхождение. Родители, видя такое в нём стремление к Богу, не возбранили ему оставить их, восприять житие иноческое и прилепиться к пустынножителям. С великой радостью получил он отставку от службы; ничего не потребовав из имения и ничего не имея при себе, как истинный нищий, ушёл к пустынножителям и вскоре поручил себя одному из Старцев, именем Василиску, с верою и любовию в нераздумное повиновение и во всякое послушание. И с тех пор вконец отложил о всём потребном для жизни не только попечение, но и самое помышление: всё возложил на Бога и на Старца! Начал жить вместе со Старцем и усердно прилежал к наставлениям его, «день ото дня преуспевая в постнических подвигах и распаляяся любовию к Богу».
С благословения Старцева начал умалять пищу и питие и воздерживаться от всяких сладких вещей, особливо от тех, которые и привлекали его; и до такой степени от них охранялся, и в такой навык пришёл, что уже никогда ими не прельщался; избегал излишнего сна, одевался рубищными и небрежными одеждами, на всякое послушание охотно вдавал себя; но отнюдь ничего своеумно не делал, а всё со спроса и с чистою откровенностью; от трёх или четырёх фунтов обычной своей пищи приучил себя довольствоваться одной литрою, то есть 3/4 фунта, иногда и менее, хлеба, и малым количеством воды; да и то не всегда, а чаще один хлеб без соли и без всякого варева, даже и водою не смачивая, вкушал часу в третьем по полудни или близ вечера.
Часто в летние жары томил себя жаждою до изнеможения, и всё это не самоумно и не самовольно так делал, а по дозволению Старца. Привычку спать на постели совершенно оставил, но во всё время своего пребывания, сидя, умиленным дреманием, воспринимал сон, отчего ноги его страдали опухолью; но он и не смотрел на то. Сердечною своею любовию ко всем соживущим братиям вдавался на всякое послушание и вспомоществование охотно. Но Старец, видя возрастающую в нём любовь к Богу и сердечное стремление ко Господу Иисусу, велел ему более безмолвных коленных постнических подвигов держаться и открыл ему о внутренних действиях сердечной молитвы и как проходить оную. Господь же, за нелестное сердце Петра и любовь его к Богу, даровал ему действие чистой молитвы, до такой степени утешая и услаждая его душу и всё внутреннее существо, что иногда, как бы в исступлении вне себя бывая, он весь в движении и трепете виделся. До того сгорал он любовью к Богу, что, не в силах будучи выносить и скрывать, уже громогласно, бывало, взывает к Богу и умиленно благодарит Его милосердие над ним; иногда же чувствует внутри себя и отвне благоухание, превосходнейшее всяких ароматов. Но невозможно высказать всё происходившие в сердце его действия благодати Божией; и когда Старец спрашивал его: «Зачем так громогласно зовёшь и плачешь во время действия молитвенного? Молиться велено втайне, Отец же Небесный, видяй в тайне, воздаст тебе яве» (Мф.6:4), – то Пётр отвечал Старцу со смирением, чистосердечно открываясь: «Прости мя, отче! Не могу стерпеть, чтоб не кричать, ибо вижу духовными моими очами, как Владыка мой Христос Господь предо мною от жидов неповинно страждет и истязуется: пресвятое тело Его избито, истерзано, как изорванное ветхое вретище, и животворящая кровь Его потоками течёт; оттого не могу стерпеть; прости мя, отче».
Иногда от других духовных впечатлений, которые приводили его в такое настроение, он весь изменялся в любовь и изливался в благодарениях к Богу.
Покорность и послушание его нельзя изъяснить и восхвалить достойно: оно всегда в нём было доброхотное, не сомнящееся, усердное, без отговорок, со всяким тщанием и благословением, по первому слову совершаемое. На всё с любовию готов он был отдать себя с радостным взором; совершенно возненавидел своеумие, самоуслаждение и самоволие; и свою волю и хотение умертвил и отверг от себя; ни о чём никогда смущением не пороптал, но и за малое, оказанное ему, не только сердечно благодарен и доволен бывал, но ещё и малого считал себя недостойным; алкал всегда худшего и противного себе; во всех делах старался сам успевать, только бы не трудился Старец. Он с таким горением духа прилепился к Старцу и такую имел к нему веру и любовь чистосердечную, какие в нынешнее время едва ли слышал кто. Много было великих послушников; и в книге преподобного Иоанна Лествичника много написано о послушниках преуспевших; но они руководимы были великими отцами, сей же брат Пётр и не видал никогда святого монастыря, ниже слышал от премудрых великих отцов наставления, но только прилепился к Старцу простого рода, который за простоту свою решительно отказался быть для него отцом духовным, никак не склонялся на умильные его просьбы принять его в такое повиновение, какое требуется от совершенного послушника, и жил с ним, просто имея его как брата духовного; однако он совершенно покорился Старцу, во всём поступая по словам его, и говорил ему: «Хотя ты и отказываешься, а я все-таки предал себя на всю мою жизнь во власть твою, и воли моей над собою не имею. Прости, отче, я так верую и люблю тебя, что для моего спасения довольно только жить с тобою; и хотя бы инде был и чудотворец, я не променял бы тебя на него; с самого начала я получил чрез тебя пользу – и с того времени душа моя уязвилась к тебе любовью; потому, прости, отче, не могу удержаться и не целовать твои ноги и руки; также и братиям, с нами живущим, не могу не кланяться до земли, ибо от всея души моея горю к ним истинною о Христе любовью; да и какое воздам Богу благодарение за то, что Господь удостоил меня в служении Ему с вами пожить и вас целовать, пустынных жителей!» Много раз Старец возбранял ему чрезмерное почитание и, зная своё неведение, судил себя недостойным принимать от него честь и уважение; а Пётр отвечал на это Старцу: «Прости мя, отче! не могу изъявить тебе, сколько люблю тебя; ей, всего бы тебя вселил внутрь себя, если бы возможно было; и охотно желаю умереть за тебя!» Так-то сильна была его любовь и привязанность к Старцу.
Да и ко всем пламенел он усердием и истинною любовию, был дружелюбен, благоговеен, всегда осуждал и уничижал себя самого, во всём предызбирал себе худшее и труднейшее, каждому во всём услужить старался и со всеми жил всегда единодушно; однако мысленно располагал по кончине старца непременно пойти в глубину пустыни, ибо неутолимо чувствовал себя распаляема желанием подражать великим отцам Онуфрию и Марку Фраческому и прочим, в безмолвии и уединении пожившим.
Когда он один, безмолвствуя, занимался каким-либо делом, особливо, когда уединённо сидя внимал внутреннему молитвенному действию, тогда ощущал в себе как бы напечатленными Христовы слова: «Мария благую часть избра, яже не отымется от нея» (Лк.10:42). И от сего ощущения ещё больше возгорался желанием на внутреннее пустынное житие, чтобы, подобно Марии, единому приседеть Богу. Но кто не удивится его подвижническому житию, великому терпению и происходившим в сердце его настроениям от Божией благодати? До такой иногда степени обдержался он в Божией любви, что даже и того послушания, какое было назначено ему, к которому и сам прилежал более всего духом своим, иногда и такого послушания не в силах был исполнять, ни уединенно, ни вместе с братией; ибо непрестанно возгоравшаяся в нём любовь ко Христу Господу живо напечатлевала в нём – не воображением или призраком образов, не мыслию или мнением, но живым напечатлением и ощущением в сердце или, лучше, во всём существе его Божией благости, милосердия и человеколюбия. И сим напечатлением или внушением бывал он так восхищен и пленён радостно, иногда умиленно, что вовсе забывал о повеленном ему деле, ибо весь изменялся невольно и погружался во внутреннее внимание молитвенного действия, неизреченно услаждающаго и утешающаго, чувствуя в сердце своём чудно вземлема всего себя к Богу. И в таком настроении он, уже не в силах удерживать себя, плакал при всех открыто, слёзы лились неудержимо, и он никак не мог повеленного дела исполнить. Поэтому Старец советовал ему не ходить на общие занятия, а келейно делать, сколько может, повеленное ему. В делах же, ему порученных, самые трудные всегда исполнял доброхотно и усердно, с великим понуждением и с насилием над самим собой; и хотя бы оно довело его до крайнего изнеможения, он всё-таки не щадил себя и, не внимая своему изнеможению, оканчивал своё дело.
От великого пощения и всегдашнего воздержания, от многого терпения жажды, от малого сна и от всенощных бдений всё тело в нём увяло и высохло до того, что все кости его были покрыты одною кожею; он был, как живой мертвец: весь иссохший и бледный, уста от жажды запёкшиеся, глаза впалые, лицо и всё тело небрегомое и неомовенное, ноги от стояний и продолжительного бдения на молитве опухлые, живот истощённый и умалённый, как бы пустой и поджатый, только одни ребра видны были. На руках и коленах и на челе, от правила земных поклонов, кожа ожестела; весь был слаб и малосилен, сколько от внешнего пощения, а более того – от непрестанного внутреннего сгорания любовию безмерною к Богу, к Старцу и к братии.
Имел он дарование благоразумных советов; ещё находившись в мире, был учителен: многих увещавал, даже девиц и вдов, к целомудренному житию и отвержению мира. Когда же поселился в пустынном братстве, то не столько дружескими своими беседами, сколько образом жития своего всех убеждал к постническим и молитвенным внутренним подвигам: послушанию, терпению, трезвению, смирению, простосердечному обращению, истинной любви и безмолвному житию; ибо самого его точно знали подвизающимся выше естественных сил своих. Часто, вышедши из келлии, целые ночи простаивал он под открытым небом. Однажды положил себе обет испытать, простоит ли неподвижно, имея руки, поднятые к небу, по подобию юной девицы Евпраксии и прочих, так неуклонно стоявших. И в одну ночь, по обету своему, вышел из келлии на испытание себя; стал на открытом месте, руки поднял к небу и желал так неподвижно пробыть в молитве от вечера до утра. И, конечно, по Божию устроению, в ту ночь случился сильный мороз; руки его, поднятые вверх, обнажились, застыли от великого холода и сильно разболелись; но, жалея оставить самодействующую в сердце его молитву, начал так размышлять: «Если я при первом испытании буду нетерпелив пред Богом, то как сподоблюся любви и милости Его?» – и со слезами стал взывать к Господу. Вскоре мало-помалу начал он сильнее ощущать в сердце своем молитву, усладительно движущуюся. И вдруг пришло великое действие молитвы и воскипело сердце его внутри, как вода от огня; в ту же минуту словно потоки тёплые потекли во все составы и члены тела его, в руки и в ноги, в лицо и во все части, и от сего действия весь он согрелся, и болезнь ознобная прошла, нимало не повредя рук его.
Тогда вспомнил он пророческое слово: «Согрелся сердце... во мне, и в поучении моем о Боге возгореся огнь» (Пс.38:4). Всё же бывающее с ним сказывал Старцу. И так, при особенной помощи Божией, простоял до утра без утомления. И много раз откровенно говорил, что не только непродолжительно показывается ему такое всенощное стояние, но ещё как бы неудовольствованный, неохотно, по причине наступления утра, оставлял своё стояние.
Молитва до того ему усвоилась и вкоренена была в его сердце, разливая действия свои в нём, что сам он сказывал: «Никогда я не перестаю молиться и не бываю без молитвы, даже и тогда, когда память забудет, когда дремлю или сплю: ибо, пробудяся, чувствую её в сердце моём; и никогда она своё действие не оставляет. Подобно как кто любимого друга встречает и провожает, – говорил он, – так и она во дни и в ночи утешительно всего меня в себе объемлет; и делаю ли что, или ем и пью, или с кем разговариваю, или чему прилежно внимаю, – всё она со мною, и слышу глубоко в сердце моём живо напечатленный глагол ея: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго». Даже когда слушаю чтение псалмов и поучительных слов, и тогда не оставляет она своего действия; а часто не попущает внимательно слушать чтение и пение; но непреодолимо влечёт на внутреннее глубокое молитвенное действие».
Много чудился Старец благодати, данной Петру от Бога, и радовался духом богоугодным подвигам, которые тот Христа ради усердно проходил и претерпевал. Вместе с молитвою имел он и дар слёзный. Умилительные слёзы иногда тихо струились, иногда малыми каплями, иногда лились потоком.
Подобно сему, и молитва не всегда равно действовала в нём: иногда малая, или умеренная, или сильная; но и самая малая с чувством некиим услаждающим бывала; он всегда имел движение и колебание головы своей от молитвенного действия, и по этому узнавали, как сильно и непрестанно в нём действовала молитва.
Когда молитвенный дух приходит в высшую степень, тогда он как сосуд с водой, от земного огня волнуется и кипит; так сердце в нём мятется во все стороны и, словно страдая, терзается само собой, без всякого понуждения с его стороны. Подобно как бы кто сидя только смотрит, как его везут, так бывает и с ним при великом действии молитвенном. Тогда только духом зрит на непостижимое и неизреченное зрелище, которое само собою происходит от молитвенного действия в сердце, с недоведомою сладостью, всего пленяя в любовь к Богу; и пребывает распалён до того, что не может: ни пением молиться, ни поклонное правило совершать, ни читать священные книги, ниже идти куда, ниже помышлять что, – всем духом углублён он в Боге, и весь объемлется от такого действия; кипит сердце в нём сладостно, как от огня, и всё тело от невыносимого движения колеблется, как деревцо, а иногда трепещет, как лист от ветра. Всего происходящего с ним от Божией благодати изъяснить невозможно. Когда дух молящегося приходит в восторг, тогда, не в силах будучи терпеть сладчайшего духовного радования, начинает вопить и кричать трогательным голосом, и плачет неутешно, словно по мертвеце любимом, и только взывает: «Господи! что Ти воздам о всех благих, яже мне сотворил еси, и ныне в сердце моём являешь мне?» Этому Старец, глядя на него, много чудился всегда.
Спрашивал он, Богом возлюбленный Пётр, у Старца: откуда приходит ему такое сладостное ощущение и благоухание? И Старец отвечал ему: «Об этом не нужно нам ведать и домогаться узнавать Божие строение; пуще всего бойся обмана, чтобы не впасть в гордость и во мнение святости и чрез то не лишиться вспомоществования Божия». И опять говорил ему Старец: не приемли, ниже отметай, то есть когда ты истинно помышляешь себя недостойным и веруешь, что только по милости Божией такие сладости и благовония ощущаешь, и после всего этого более и более возрастает в тебе смирение, и терпение, и ко всему непристрастие, и в любовь к Богу и ко всем больше вземлешься, то праведно мнение, что этого Божиим смотрением ты сподобился, да на большее благодарение и богоугождение подвизают тебя.
Если же от сего благовония и сладостей такого спасительного плода не ощущаешь, но ещё услаждаешься ими о себе, тогда прилично ведать, что это от сопротивного приносится.
Однажды нужно было Старцу его пойти на посещение иного старца и оставить Петра одного на несколько дней; тогда поистине дивное зрелище мы видели: ибо до того томилось и смущалось сердце его, что он не знал, как и помочь себе. Хотя и Старец и прочие увещевали его, но не было возможности унять горькие слёзы, с которыми вырывались у него чувствования любви к Старцу: он усерднейше кланялся ему, припадая до земли, руки и ноги старцевы многократно лобызал насильно, и так провожал его на большое расстояние, рыдая. Но когда уже Старец дал ему последнее благословение с целованием, повелевая ему возвратиться, тогда поистине всякой нечувствительный поразился бы жалостию, смотря на него, будто смертною бедою обдержимого: так он едва-едва отстал и, рыдая, долго стоял и просил молитв и благословения; вопиял, звал вслед его, и наконец-то пошёл обратно тихими шагами, и, безпрестанно озираясь на Старца, творил ему земные поклоны, хотя Старец и не обращался к нему; и так, едва-едва тот из глаз его удалился, тогда уже Пётр пошёл к себе и всё время разлуки горестно проводил; словно чувствовала его душа скорое его в сем свете разлучение со Старцем.
Когда обветшалый образ Знамения Божией Матери, данный ему от родителя, обновивши, мы принесли к нему, тогда – о, какой радости он исполнился и утешился! Поистине сказать нельзя: весь в лице изменился, припал с радостными слезами к святому образу, поклонялся и лобызая его; и принесшего Старца многими радостными словами благодарил, кланяясь ему до земли; из этого ясно видна была нам великая его любовь и вера к Божией Матери.
Спустя некоторое время открыл он Старцу желание своё: Бога ради претерпеть без пищи 40 дней в благодарность, что сподобил его Господь такой пустынной жизни. Но Старец, на сие не соглашаясь, так сказал ему: «Брат возлюбленный, не знаю, от Бога ли это желание; но уничтожить и похулить не смею, видя тебя такою к Богу любовию палима; пятидневное неядение много раз ты без ропота выносил, но на 40 дней без откровения Божия дать тебе благословения не смею, да и просить о сем извещения от Бога за недостоинство моё страшуся и за ненужное признаю; да и сам ты не получил от Бога откровения, а только из одной любви и благодарности к Богу столь усердно на такое пощение влечёшься. Но ты испытай себя и узнаешь, от Бога ли это. Вот, в сей наступающий пост проговей 10 дней без пищи, и ежели этому благоволит Бог, то и поможет тебе; тогда в другой пост можно будет и на 20 дней решиться; а потом уже, по желанию твоему, и на 40 дней».
Когда пришло время поста, Старец благословил его на десятидневное пощение и отлучился сам от него для нужных дел к другому старцу. Брат же Пётр, оставшись один, начал поститься с дозволения Старца, и по двух днях помыслил в себе: «Пока ещё я в силе и не изнемог, пойду нарублю дров». Когда же стал рубить, промахнулся и нанёс себе в ногу великую рану, множество крови потекло; и он едва мог до келлии дойти. Старец же, возвратясь, видя его в такой беде и кровию истекшего, и к тому ещё и не ядущего, весьма сожалел об нём. Но он, и в таком изнеможении и болезни находясь, не отложил своего желания: провёл в посте 10 дней не евши. Когда 10 дней его пощения прошли, он сказал Старцу: «О, как благодетельствует мне Христос! И что я воздам Ему?» И говорил Старцу: «Благослови, отче, в благодарность Господу всю эту ночь на молитве простоять пред Ним». Старец отвечал ему: «Если можешь, сотвори, Бог тебе да поможет, только береги свою ногу». Он же паче восхотел последовать словам Христовым: «аще кто любит самаго себя паче Христа, несть Его достоинъ», – небрёг о своей ноге и простоял всю ночь на ней, как и на другой, пока Старец не позвал его на утреннее пение. По отпетии же утрени ещё пошел в огород трудиться и не дал себе отрады ни малой до того, что уже начал стонать. Потом уже он не мог и из келлии выходить.
За день до кончины его вдруг отступила болезнь, и в ту ночь он спал покойно. Поутру, восставши от сна, сверх чаяния, стал твёрдо на обе ноги и умиленно с любовию поглядел на Старца.
Старец же говорит ему: «Возлюбленне, береги ногу твою». Он же, тихо улыбнувшись, сказал: «Стою крепко на обеих ногах», – и начал здраво по келлии ходить и, немного побеседовав, сказал: «Испил бы чего-нибудь». Старец отвечал ему: «Можно, только потерпи, ждём священника причастить тебя». Старец, видя такое нечаянное изменение его болезни, дивился, славя Бога и благодаря Восставляющего мертвыя. После сего Пётр в лице изменился и, обратись прямо на восток, на правую сторону посмотрел приятно, а потом на левую поглядел со гневом.
Старец, смотря на него, удивлялся такому его взору; Пётр же, опять быстро воззрев на небеса, стал на колена и преклонил голову к столу, словно задремал. Видя это, Старец подумал, что он уснул. Спустя малое время начал его будить, но он уснул уже вечным сном от болезней века сего, на безконечный покой, славить и превозносить со всеми святыми Отца и Сына и Святаго Духа, единого в Троице покланяемого над всеми Бога, Ему же буди и от нас, грешных, честь, хвала и благодарение и поклонение всегда, ныне и присно, и в безконечные веки. Аминь.
Старец свидетельствует так о нем: «Много нашего странствия с духовным братом моим сотворили мы, а не нашли нигде подобного раба Божия, такого жестоко-подвижного, смиренномудрого, каков был сей юноша Пётр!» Он скончался в Сибири прежде своего Старца Василиска за несколько лет; а Старец умер 1824 года тоже в Сибири. Списатель же сего жития, монах Зосима, ученик Василиска, скончался 1833 года в сентябре месяце в старости маститой, быв свидетелем сам подвигов Петра.
