Блаженная старица Евфросиния

Жизнеописание подвижницы и прозорливицы блаженной старицы Евфросинии, Христа ради юродивой, княжны Вяземской, фрейлины императрицы Екатерины II.

О годах детства, отрочества и ранней юности блаженной старицы Евфросинии почти ничего не известно, за исключением тех очень немногих обстоятельств из ее жизни, на которые сама блаженная так или иначе делала указания в разговорах с людьми, пользовавшимися ее особым доверием и расположением.

Так, не известно даже, где и когда родилась старица и кто были ее родители. Впрочем, не зная точно года ее рождения, мы имеем полную возможность определить его хотя бы приблизительно, пользуясь для этого указанием самой старицы, которое она сделала, будучи уже в Колюпанове, в разговоре с помещицей села Коростина Алексинского уезда Тульской губернии Марией Сергеевной Пушкиной.

«Матушка, а сколько вам лет?» – спросила однажды в разговоре Пушкина старицу. «Ну, считай, дочка, – сказала та, по-видимому, не желая дать прямого ответа, – я жила у Смольного, а тогда был 1-й выпуск».

На основании этих слов блаженной можно сделать заключение, что она родилась приблизительно в 1758 или 1759 г., так как указ об открытии «Воспитательного общества благородных девиц» (Смольного института) при Воскресенском Новодевичьем монастыре был подписан Екатериной II 5 мая 1764 года, а приниматься туда должны были девочки шестилетнего возраста. Что же касается родителей старицы, то сама блаженная от некоторых не скрывала, что она «знатного происхождения», а среди людей, близко ее знавших, настойчиво говорили о ее происхождении из рода князей Вяземских.

Затем известно, что при святом крещении она получила имя не Евфросинии, а Евдокии, но это обстоятельство старицей тщательно скрывалось и обнаружилось лишь случайно. Однажды, когда блаженная старица Евфросиния жила уже в Колюпанове, к ней приехала из Петербурга купеческая дочь Фекла Тимофеевна Кузнецова и 1 марта поздравила ее со днем Ангела. Старица поцеловала ее ласково, но внушительно и строго заметила при этом: «Когда знаешь, так молчи!»

Образование свое блаженная получила в Петербурге в Смольном институте и принадлежала к его первому выпуску, что следует из ее разговора с помещицей М.С. Пушкиной, приведенного выше.

По окончании института блаженная была фрейлиной при дворе императрицы Екатерины II, которая часто, как рассказывала старица, в минуты грусти проводила с ней время в присутствии Александра Львовича Нарышкина. Очевидно, старица Евфросиния была интересной собеседницей для императрицы.

Из тогдашнего высшего столичного общества блаженная была хорошо знакома с семьей знаменитого Суворова, с семейством известного в свое время князя Юрия Владимировича Долгорукова, с дочерью которого Варварой Юрьевной была дружна; знакома была с княгиней Вяземской – женой калужского губернского предводителя дворянства, и с Екатериной Григорьевной Болтиной, впоследствии тайно навещавшей ее в Серпухове.

Как долго вращалась она в этом шумном блестящем кругу, к сожалению, не известно. Известно лишь, что в самую цветущую пору своей жизни она вместе с двумя другими фрейлинами: Марфой Яковлевной Сониной (скончалась 10 августа 1805 г., погребена в Ризоположенском Суздальском монастыре) и девицей Соломией (скончалась 10 мая 1809 г., погребена в Московском Симоновском монастыре), под влиянием каких-то особых сокровенных обстоятельств решила тайно покинуть дворец и взять на себя тяжелый крест подвижничества. Решение было принято твердо, бесповоротно. Оставалось только выбрать удобный момент для его осуществления.

И вот, воспользовавшись пребыванием двора в Царском Селе, в один из летних дней эти три фрейлины, оставив свои платья на берегу одного из больших царскосельских прудов, чтобы этим самым дать повод думать, что они, купаясь, утонули, и таким образом скрыть свои следы, переодеваются в костюмы крестьянок и отправляются странствовать.

За время этого странствования блаженная старица Евфросиния побывала в нескольких монастырях, где несла разного рода послушания. Была, между прочим, в монастыре преподобного Феодосия Тотемского в Вологодской губернии, где жила на скотном дворе и доила коров.

Так провела блаженная целый ряд лет. Постоянным трудом, всякого рода лишениями, неустанной борьбой со слабостями человеческой природы, распиная свою плоть, возводила она бессмертный дух свой, пламеневший любовью к Небесному Жениху – Христу, от силы в силу, от совершенства к совершенству, пока он, достигнув высоты бесстрастия, не почувствовал себя совершенным владыкой плоти. Тогда старица, находя себя уже достаточно подготовленной к высокому молитвенному подвигу, идет в Москву к митрополиту Платону, открывает пред ним сокровенные тайники своей чистой души и просит помочь укрыться от преследовании мира под покровом всегдашней неизвестности. Мудрый архипастырь, предварительно убедившись в искренности ее желания, чистоте намерений и непоколебимой твердости решения, отправляет ее с собственноручным письмом, напутствованным благословением и наставлением под вымышленным именем «дуры Евфросинии» в преобразованный им в 1806 г. из мужского в женский Серпуховской Владычний монастырь к игумений Дионисии (1806-1815 гг.).

Здесь принятая игуменьей по письму митрополита очень милостиво блаженная вручила ей и свой вид, в котором она значилась дочерью сенатора. Так водворилась старица Евфросиния в Серпуховском Владычнем монастыре, где и начала она свой великий подвиг юродства Христа ради, который продолжала до самой блаженной кончины своей.

Поселившись сначала в самом монастыре в особой уединенной келии, блаженная старица после целого ряда выпавших ей на долю и перенесенных с глубоким, истинно христианским смирением и терпением тяжелых искушений была вынуждена покинуть монастырь и поселиться вне его – в расстоянии 100 саженей от монастырской ограды в тесной избушке. В этой убогой келии блаженная Евфросиния с еще большим рвением стала предаваться избранному ей роду подвижничества. Здесь каждый предмет ее жизненного обихода составлял часть одного тяжелого креста, добровольно подъятого на себя блаженной старицей.

В своей хижине старица держала двух кошек, трех собак – Милку, Барбоску и Розку; здесь же помещались куры, индейки, а по ночам прилетал сюда и ворон, которого матушка кормила. Этот ворон, как впоследствии сама матушка Евфросиния рассказывала многим любившим ее (на любовь коих и она отвечала тем же, называя их или сынком, или дочкой), в годину искушении сам послужил ей.

Однажды у нее в келии случился пожар: кто-то из озорников в открытое окно, через которое старица впускала ворона, бросил пук соломы с огнем, и келия загорелась. Старица, тушивши пожар, вся так обожглась, что шесть недель после этого лежала без движения и всякого призрения; один ворон не оставлял ее: он приносил ей пищу и питие и влагал ей в уста.

Свою убогую келию юродивая никогда не чистила. Пол был завален остатками пищи животных, которые здесь же, в келии, и кормились в особом, стоявшем на полу, корытце. Когда наступало время кормить животных, блаженная подходила к корытцу и стучала по нему палкой. Тогда ее любимые кошечки и собачки, слыша знакомый звук и отлично его понимая, в одну минуту собирались около корытца, и старица кормила их, ласково приговаривая: «Кушайте, кушайте, дорогие мои!»

Воздух в келии был страшно тяжелый. Обыкновенному человеку было трудно дышать в этом помещении, которое, кстати сказать, в жару топилось, а зимой почти нет.

Как-то часто наезжавшая к старице из Москвы игумения Евгения Озерова сказала ей: «Матушка, зачем вы держите животных? Такой ужасный воздух!» На это блаженная с улыбкой ответила: «Это мне заменяет духи, которые я так много употребляла при дворе».

Животных блаженная очень любила, за что и сама с их стороны пользовалась тем же. Бывало, стоило ей только показаться из своей хижины, как на голове и плечах у нее уже сидели голуби; стая ворон и галок неотступно вилась над нею, шла ли она пешком или ехала в кибиточке, запряженной лошадкой, подаренной ей княгиней Хованской. Ездила старица не иначе, как шагом, причем всегда в обществе своих четвероногих и пернатых друзей: кошка, собака и петух были ее постоянными спутниками, занимая места около нее в кибиточке.

Обыкновенно и летом, и зимой подвижница одевалась в рубашку толстого неваляного серого сукна (власяницу). Лишь изредка зимой, в большие морозы и то только для проезда в город, надевала она имевшийся у нее мужской нагольный тулуп. Ходила блаженная всегда босая. Голова у нее была стриженая, иногда она обматывала ее тряпицей или надевала на нее шапочку с опушкой. На шее юродивая носила медное под своей единственной одеждой великая подвижница носила еще тяжелые железные вериги, но это было ее глубокой тайной, которую она, как говорит об этом случай с помещицей Дубровиной, тщательно скрывала даже от лиц, крепко ею любимых и в других отношениях пользовавшихся ее доверием.

Помещица Елена Андреевна Дубровина, крепко любившая старицу и искренне ее уважавшая, часто приезжала во Владычний монастырь и останавливалась в монастырской гостинице. В эти свои приезды она всегда считала долгом навестить и старицу Евфросинию, которая, в свою очередь, не раз навещала ее в гостинице. Они подолгу и с удовольствием беседовали друг с другом. Нередко видели их вместе, прохаживающимися по монастырю и около него. В одну из таких прогулок, когда обе собеседницы, утомившись, присели отдохнуть на лавочке за монастырской оградой, г-жа Дубровина, положив руку на спину старицы, ясно ощутила на ее теле вериги. Но старица сию же минуту поспешно встала и строго сказала: «Не трогай меня! Это моя тайна, и тебя не касается!» Дубровина извинилась перед ней и с того времени еще больше стала уважать ее.

Спала блаженная на голом полу вместе с собаками. А если кто-либо из посетителей спрашивал, зачем она позволяет собакам спать с собой, старица смиренно отвечала: «Я хуже собак».

А как она спала?! Никто никогда не видел, чтобы она лежала всем телом; обыкновенно она полулежала, подперши голову рукой, поставленной на локоть. Можно представить себе, каков был ее сон!

Одна случайная посетительница старицы Евфросинии, жена священника о. Павла Просперова, еще девушкой, направляясь «с товарками» в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру, по пути зашла в Серпуховской Владычний монастырь к подвижнице с письмом от помещицы П-вой. Здесь путница заночевала и после рассказывала следующее о своем пребывании у старицы.

«Когда я с товарками подходила к монастырю, матушка сидела на лавке около ограды. Неподалеку от нее стояли молодые парни и бросали в нее кто чем попало. Вдруг она встала и подошла к ним, говоря: «Нуте, бейте, плюйте в меня!». Те отвернулись и стали отходить, и она отошла.

Мы, узнавши, что это матушка Евфросиния Григорьевна, подошли к ней и подали письмо. Прочитав его, матушка, между прочим, сказала нам: «Барыня-то какая добрая, захворала и умерла». И это действительно впоследствии сбылось: г-жа П-ва вскоре заболела раком и умерла.

Потом старица позвала нас к себе на ночлег (нас было 15 человек), мы с радостью пошли за ней. Принявши нас, матушка принесла нам хлеба и квасу и, накормив, уложила спать: крестьянок в сарайчик, а меня и дворовых в своей комнате, где мы и рассмотрели все.

Одежда на матушке была одна – сарафан, он же и рубашка, наподобие стихаря, из толстого серого неваляного сукна; голова ее была стриженая, на шее ожерелье медное, толщиной в палец; кроме того, на шее еще висела такая же цепочка, а на ней медный крест величиной около четверти; на ногах, кроме непроницаемой грязи, ничего не было.

При входе в комнату, в стороне были понаделаны нашесты, на которых сидело больше 12 штук кур и индеек, немного дальше стояла кровать с занавеской и покрывалом. Как первая, так и последнее были грязны; последнее прикрывало что-то вроде кирпичей или камней. Под кроватью стояла кошелка, в которой помещались две огромных кошки с котятами; за кроватью - к другой стороне, стоял стол и на нем образ с возженною лампадой; недалеко от этого стоял другой стол, накрытый салфеткой, а под ним как попало лежали разные съестные припасы, к которым по очереди подходили кошки с котятами. Все это мы рассмотрели, пока матушка укладывала крестьянок.

На дворе у нее были лошадь, корова, а у дверей была привязана огромная собака.

Уложивши крестьянок, матушка указала и нам место. Но мы от чрезвычайно удушливого и тяжелого воздуха во всю ночь не могли уснуть, а около нас сидела матушка Евфросиния и все время про себя шепотом читала молитвы. Вдруг в стекло рамы кто-то постучал. Матушка встала, подошла к окну, отворила его дверцу и проговорила: «Что? Нагулялся?» В это время в комнату влетел огромный ворон, каких мы никогда не видывали, и закаркал. Матушка принесла горшок каши, рассыпала ее на коленях и стала кормить ворона. А когда он перестал клевать, матушка набрала каши в рот, и он стал хватать у нее изо рта, потом вспорхнул и вылетел вон, а матушка опять стала читать молитвы. В полночь пропел петух, матушка, перекрестившись, со словами: «во Имя Отца» и прочее, встала, подошла к столу, оправила лампаду и уже до рассвета молилась стоя, по книге. С рассветом подняла нас, подала нам умыться и отпустила всех с миром и благословением».

Пищи для себя блаженная не готовила, не ходила она и в монастырскую трапезу, а брала лишь хлеб и квас с монастырской кухни да изредка пила чай - этим и питалась.

Выходя из своей келии, обыкновенно с палкой в руках, она шумела, кричала и пела. Своей палкой юродивая иногда ударяла монастырских сестер, но никто не обижался на нее за это. По ночам она имела обыкновение ходить вокруг монастыря и петь, иногда забывалась и кричала. Днем старица ходила в монастырский бор, где собирала грибы, цветы и разные травы. Эти травы она потом раздавала обращавшимся к ней за помощью больным, приговаривая: «Пейте, будете здоровы». И больные по вере своей получали облегчение или полное исцеление от недугов.

Особенно любила блаженная посещать находящуюся близ монастыря часовню, под которой, по преданию, были погребены 7 отроческих головок. Сюда она часто ходила, убирала иконы цветами и молилась здесь в уединении.

В церковь она ходила не всегда: в раннюю обедню старица имела обыкновение молиться в своей келии и в это время уж никого к себе не впускала. А когда бывала в церкви, то почти не стояла на одном месте; она больше ходила по храму.

В праздник Крещения Господня блаженная имела обыкновение ходить с крестным ходом, совершаемым из Серпуховского собора на реку Нару (на старом базаре) и погружаться в Иордан.

Тотчас по окончании молебна она в своем сером суконном балахончике, не обращая внимания ни на какой мороз, опускалась в освященную воду и, выходя из нее, говорила окружающим: «Идите ребята, горячая баня, ступайте, мойтесь!» Балахончик на ней, разумеется, сейчас же замерзал, а она в этом мерзлом капотике, босая, шла, бывало, не спеша в свою убогую келию.

Говела блаженная всегда Великим постом на Страстной неделе, исповедывалась у монастырского духовника и в Великий четверг причащалась.

Строгая по отношению к себе, всегда и во всем себя ограничившая, намеренно подвергавшая себя разного рода стеснениям, неудобствам, лишениям блаженная не могла спокойно смотреть на людское горе, на людские страдания и скорби. При виде обрушившейся на человека тяжелой невзгоды она всегда спешила к несчастному со своей молитвенной помощью.

Однажды Серпухов и его окрестности посетило большое несчастие: в течение лета не выпало ни капли дождя, стояла страшная засуха, трава вся выгорела, земля потрескалась, люди изнемогали от жары, скот падал от голода.

Среди одного из этих невыносимо знойных дней к игумении Владычнего монастыря входит блаженная старица и с укоризной в голосе говорит: «Чего сидишь?! – и затем повелительно добавляет: – Сейчас же зови священника! Пойдемте в поле молиться!»

Игуменья повиновалась, пригласила священника, и все пошли в поле молиться о дожде. Старица, разумеется, была тут же. Кончался молебен, священник читал молитву о ниспослании дождя, как вдруг полил сильный дождь, быстро напоивший землю.

Все, видевшие это, тогда были крепко уверены, что за молитвы старицы помиловал Господь людей своих, так как все не только в городе, но и в окрестностях хорошо знали святую строгость ее подвижнической жизни.

Строго подвижническая жизнь блаженной старицы Евфросинии была хорошо известна и Московскому митрополиту Филарету, который, за время пребывания старицы в Серпуховском Владычнем монастыре неоднократно посещал его и всегда с большим вниманием и уважением относился к юродивой.

Старица обыкновенно встречала архипастыря вне монастырской ограды и, когда принимала от него благословение, благоговейно целовала его руку. Маститый святитель в свою очередь лобызал руку старицы. Затем, находясь в монастыре, он много времени проводил в беседе с подвижницей, то прогуливаясь с ней по монастырю, то навещая ее в убогой келии. При отъезде святителя из монастыря старица провожала его за святые ворота и здесь принимала от него прощальное благословение.

Митр. Филарет (Дроздов) благославляет блж. Евфросинию. Роспись ц. Казанской иконы Божией Матери в Колюпановском мон-ре. Нач. XXI в. Фотография. 2008 г.

Слава о ее подвигах привлекала к ней множество посетителей и посетительниц. Многие издалека приходили и приезжали навестить великую подвижницу, и она никого не отпускала без слова назидания, часто обнаруживая при этом удивительный дар прозорливости.

Так, однажды помещица села Коростина Алексинского уезда Тульской губернии М. С. Пушкина с казначеем одного монастыря отправилась в Москву. Дорога лежала через Серпухов. Перед Серпуховом они в своем разговоре коснулись, между прочим, вопроса о том, как лучше обращаться с подчиненными. Но ни та, ни другая из собеседниц не могла подыскать на него удовлетворительного ответа, так как обе сходились на том, что нельзя обращаться ни кротко, ни строго: поступать строго – будут роптать, обходиться кротко - избалуешь. На этом разговор их и оборвался. Въехали в Серпухов и вспомнили, что матушка здесь, решили навестить ее.

Пришли. Матушка приняла их очень ласково, долго с ними беседовала о разных вещах, а когда стали прощаться, она вдруг, обратившись к Пушкиной, без всякой связи с предыдущим разговором наставительно заметила: «Кротче-то, дочка, лучше».

Особенно близко знали блаженную старицу обитатели самого Серпухова, где она во многих домах была всегда желанной гостьей. Неудивительно поэтому, что память о блаженной и до сих пор жива среди серпуховского населения. Особенно свято хранятся и с особенным благоговением передаются воспоминания о старице в кругу тех семейств, которые, как например, семейство Плотниковых, пользовались особым ее расположением и потому особенно часто ею посещались.

В семье серпуховского купца Георгия Васильевича Плотникова блаженная старица Евфросиния особенно любила проводить день своего Ангела – 25 сентября. Приезжая в этот день к Плотниковым, старица всегда привозила с собой собственного приготовления сдобный пирог с цыплятами.

Самому Георгию Васильевичу по делам часто приходилось выезжать в Москву, и блаженная не раз в его отсутствие приходила навестить его жену Агриппину Феодоровну. Во время одной из таких поездок Георгия Васильевича старица, придя к его жене, стала настойчиво твердить: «Плачьте, плачьте...»

Окружающие недоумевали, что бы это могло значить, но скоро недоумение их разрешилось: было получено известие, что Георгий Васильевич на обратном пути из Москвы скоропостижно скончался в городе Подольске. Агриппина Феодоровна осталась вдовой с малолетними детьми, и ей действительно пришлось пролить много слез. Но блаженная старица не оставляла ее своим утешением и в 1838 году благословила все семейство святой иконой Владимирской Божией Матери (10 на 12 вершков) с изображениями внизу трех святителей московских: Алексия, Петра и Ионы, а также святых Михаила, Феодора, царевича Димитрия, Василия блаженного, Максима блаженного.

Эта икона до сих пор находится в семье Плотниковых, теперь уже внуков Георгия Васильевича и Агриппины Феодоровны – Николая и Димитрия Николаевичей, и хранится как величайшая святыня: для семейства Плотниковых она чудотворна. Внуки Георгия Васильевича и Агриппины Феодоровны, благоговейно храня память о матушке Евфросинии, до сих пор свято чтут день ее Ангела – 25 сентября, ежегодно совершая в этот день панихиду по рабе Божией блаженной старице Евфросинии.

Очень часто посещала старица и дом тогдашнего монастырского диакона отца Николая Михайловича, в свободное время усердно занимающегося обучением детей грамоте и закону Божию.

Однажды матушка Евфросиния, придя к отцу Николаю и застав его занимающимся с детьми, с глубоким сожалением сказала: «Ты стараешься учить их грамоте, а они все будут дураки и пьяницы».

Всех учеников в это время у отца Николая было человек 15, и все они впоследствии, как засвидетельствовал это в июне месяце 1908 года один из этих несчастных крестьянин Владычной слободы Михаил Павлов Селезнев, до гробовой доски были горькими пьяницами.

Сердечно любила и неоднократно посещала блаженная старица Евфросиния также дом Серпуховского купца Ивана Ивановича и жены его Любови Ивановны Костяковых. Им на память подарила она однажды свою вызолоченную ложку. После смерти Ивана Ивановича и Любови Ивановны ложка эта перешла по наследству к их дочери – Софье Ивановне, которая передала ее в церковь села Колюпанова Алексинского уезда Тульской губернии. В ризнице этого храма вместе с другими вещами, оставшимися после смерти подвижницы, эта ложка и хранится до сего времени.

Но не суждено было блаженной старице Евфросиний окончить путь своей подвижнической жизни в Серпухове. По наветам исконного врага рода человеческого зависть и злоба людская воздвигли гонение на смиренную подвижницу, и она, подчиняясь гонителям, в начале 40-х годов XIX века была вынуждена покинуть Серпухов, где протекло около тридцати лет ее подвижнической жизни.

Покинув Серпухов, блаженная старица Евфросиния поселилась, было, у одного из своих почитателей, помещика Чирикова, имение которого было расположено верстах в 10 от Серпуховского Владычнего монастыря. Но всегда молитвенно настроенная, искавшая уединение для своих подвигов самоотречения блаженная, вероятно, не находила здесь для себя подходящей обстановки: она недолго оставалась у Чирикова. Скоро мы видим ее у другого своего почитателя – помещика Жихарева.

Отсюда после усиленных просьб помещицы Наталии Алексеевны Протопоповой старица Евфросиния переехала на жительство к ней в Колюпаново, где и оставалась до самой блаженной кончины своей, лишь изредка и ненадолго покидая его, чтобы навестить того или другого из своих почитателей или посетить прежние места своих подвигов.

В 1850 году, в одну из таких своих кратковременных отлучек из Колюпанова, блаженная посетила, между прочим, и Серпуховской Владычний монастырь, но пребывала в нем всего месяца два, проживая как и раньше, сначала в самой обители, а потом опять вне ее, за оградой.

Колюпановский период в жизни блаженной старицы Евфросинии известен нам в гораздо больших подробностях, чем вся предшествующая жизнь подвижницы. Этим мы обязаны, главным образом, той тщательности и тому старанию, с которым о. Павел Просперов (определенный на священническое место в село Колюпаново по предсказанию старицы, долгое время затем бывший ее духовником и до самой своей смерти имевший к ней истинно сыновнее почтение и глубокую веру в благодатную силу ее молитв, оправданную, как он сам в свое время свидетельствовал, тысячекратным опытом) собирал и записывал все, что хоть сколько-нибудь касалось жизни великой подвижницы.

Перебравшись в Колюпаново с одной святой иконой, блаженная старица Евфросиния и здесь нисколько не изменила своего прежнего образа жизни.

Глубоко чтившая старицу Н.А. Протопопова выстроила, было, для своего «сокровища», как она часто называла блаженную, отдельный флигель, внутри его оштукатурила, обставила всеми удобствами, снаружи обсадила деревьями, обнесла оградой, но блаженная поместила в этом домике свою корову, а сама поселилась в доме Протопоповой в маленькой квадратной трехаршинной комнатке по соседству с дворовыми девушками. В этой крохотной каморке с ней ютились куры с цыплятами, индейки, кошки с котятами и две собачки. Духота была страшная: свежий человек с большим трудом мог провести здесь несколько минут, а блаженная целые дни дышала этим воздухом. И все эти четвероногие и пернатые обитатели небольшой комнатки, занимаемой блаженной старицей, находились в полном мире и согласии друг с другом и в совершенном подчинении у своей повелительницы.

Животные же были и стражами тайны ее молитвенного подвига. Стоило только кому-либо подойти к комнате блаженной, как собачки начинали лаять, и она всегда молитвенно простертая на земле или воздевающая руки к небу, прекращала свои подвиги, прикидываясь спящей. А если кто-нибудь брал на себя смелость войти в самую комнату подвижницы, собачки приходили в страшную ярость и, если старица не останавливала их, выгоняли вон неосторожного посетителя, но стоило только старице сказать: «молчите» или «это наш (наша)», как они умолкали.

Позволяя посетителям войти, матушка с первых же слов начинала жаловаться, что «замки у нее поломали да все поворовали», желая сказать этим, быть может, то, что праздные разговоры досужих людей крадут у нее время, нужное для духовных подвигов, или же что ее сокровенные, тайные, а потому и особенно ценные в очах Господа подвиги, как бы крадутся у нее людьми, подсматривающими за ней, – бывали и такие.

А подвиги ее были поистине велики. И лишь одни бессловесные были их свидетелями.

Впрочем, в особенные дни, как, например, в дни принятия Святых Тайн, блаженная высылала из келии животных и оставалась в ней одна. Восприяв в себя самого Христа, она считала необходимым пребывать в совершенной чистоте.

Пищи подвижница употребляла всегда очень мало, может быть, несколько золотников в сутки. И все приносимые ей блюда она отдавала своим четвероногим и пернатым друзьям, а сама довольствовалась тем, что оставалось от них.

Для услуг домашнего обихода блаженная брала к себе ту или другую из женщин.

Одно время всех очень удивляло то, что матушка, взяв прислуживать себе глухонемую, с которой можно было объясняться только знаками, говорила ей: «Немая, сделай то-то». И та в точности исполняла приказание. Например, старица говорила: «Немая, подои корову». Та брала подойник и шла доить. «Немая, топи печь», – та несла дров и затапливала печь. «Позови мне такого-то человека», – та отправлялась и приводила того, кого нужно. Случалось даже и так, что блаженная из своей комнаты отдавала приказания немой, находившейся в другом помещении, и та в точности исполняла их.

Иногда подвижница на некоторое время оставляла свою келию, чтобы «полежать на вольном просторе».

Но где ж она ложилась? Под тенью развесистого дерева? В прохладе зеленого сада? На мягкой шелковистой зеленой траве среди благоухающих цветов? Нет! На навозе около конюшен и скотных изб. Это было обычным местом ее отдыха. Здесь юродивая часто леживала не только летом, но и зимой всегда босая, в одном ватном капотике.

Любила она ходить по окрестностям села Колюпанова, но только там, где было потише да поглуше. С особенным удовольствием и особенно часто старица посещала находящийся приблизительно в расстоянии одной версты от села овраг, довольно крутые склоны которого в ее время были покрыты густым лесом, а по дну протекал и теперь протекает небольшой ручеек, известный здесь под именем речки Прошенки. Сюда любила уходить блаженная от людского шума и мирской суеты, чтобы здесь в совершенном уединении умом и сердцем возноситься в голубую заоблачную даль, в царство неприступного света, где обитает Тот Невидимый и Непостижимый, всемогущая десница Которого создала все и всем управляет.

Моление блж. Евфросинии на источнике.

Роспись ц. Казанской иконы Божией Матери в Колюпановском мон-ре. Нач. XXI в. Фотография. 2008 г

В сороковых годах XIX столетия в одном из склонов этого оврага на месте своих уединенных подвигов блаженная собственными руками ископала небольшой колодезь, и, когда больные обращались к ней за помощью, она часто говорила им: «Берите воду из моего колодезя и будете здоровы». Больные с верой почерпали воду из «матушкина колодца», как называли его тогда и называют теперь окрестные жители, и действительно получали исцеление или облегчение своих недугов.

Приходила иногда блаженная старица и на берег реки Оки. Строитель Николаевского женского монастыря Калужской епархии, блаженной памяти старец иеросхимонах Герасим (Брагин) в свое время рассказывал духовнику Калужской Тихоновой пустыни – иеромонаху Пимену, как он в годы юности, занимаясь с отцом рыбной ловлей по реке Оке до города Алексина и часто приставая к берегу против села Колюпанова, встречал выходившую из леса старицу – блаженную Евфросинию; как она вместе с ним выбрасывала из невода мелкую рыбу обратно в реку, давая этим понять, что даром Божиим нужно пользоваться разумно, и как их обоих за эти проделки бранили рыбаки и отгоняли прочь.

Возможно, что здесь-то именно, среди этих случайных, но частых встреч с блаженной и пробудились впервые в душе Егорушки (как называла матушка Евфросиния юношу, ставшего впоследствии иеросхимонахом Герасимом) спасительные задатки благочестивой жизни. Может быть, здесь же зародилась у него и самая склонность к подвигу юродства Христа ради, чем он проявил себя, особенно в последние годы своей жизни.

Не оставляя своего подвига юродства Христа ради, блаженная старица Евфросиния в Колюпанове, как раньше в Серпухове, не забывала дел любви и милосердия. Всякая скорбь человеческого духа и тела, всякое горе людское всегда находили сочувственный отклик в ее по-матерински нежном сердце; и она постоянно спешила туда, где была нужна ее молитвенная помощь или утешающее и умиротворяющее ее слово. Она и здесь была благодатной молитвенницей по Апостолу, была «всем вся, да спасутся все», и богатства духовных дарований она стяжала не для себя только, а для всех...

Но были у старицы и свои присные по духу. Среди этих-то присных главным образом и проявлялись богатые духовные дарования подвижницы – дар прозорливости и исцелений.

Особой любовью старицы пользовался Алексей Иванович Цемш, служивший в то время управляющим на Мышегском чугунолитейном заводе княгини Екатерины Алексеевны Бибарсовой, расположенном верстах в 5-ти от Колюпанова. Его блаженная иначе не называла, как сынок или Алеша. Такая любовь подвижницы была ответом на безграничную преданность и истинно сыновнее уважение к ней со стороны Алексея Ивановича, не жалевшего ничего для нее. Желая возможно чаще видеть у себя глубоко почитаемую им «матушку Евфросинию» и в то же время не имея в своем доме для нее подходящего помещения, он построил в своем саду исключительно для нее уединенную, довольно красивую келию, обставив ее всеми удобствами. Сюда-то, к А. И. Цемшу, чаще всего и выезжала из Колюпанова блаженная старица. В этих выездах, как, впрочем, и во всех выездах старицы, ее всегда сопровождали четвероногие и пернатые любимцы 

Избушка блаженной Евфросинии, построенная ей Алексеем Цемшем

У А. И. Цемша блаженная подолгу, иногда по нескольку месяцев, гащивала, имея местом своего пребывания выстроенную для нее гостеприимным хозяином келию. Из этого уединенного уголка она навещала как дом Цемша, так и дома других обитателей Мышегского завода.

На Мышеге, как и в Колюпанове, почти нет дома, где бы ни могли рассказать вам о том или другом случае из жизни «матушки Евфросинии», свидетельствующем или о ее прозорливости, или о благодатной силе ее молитв. Здесь, а также и в других местах, духовником блаженной старицы Евфросинии о. Павлом Просперовым, а отчасти и священником о. Павлом Соколовым в свое время было собрано и записано достаточное число случаев из жизни подвижницы, относящихся ко времени ее пребывания в селе Колюпанове и как нельзя более ясно отражающих в себе всю полноту ее духовных дарований.

Вот несколько таких случаев, явно свидетельствующих о прозорливости блаженной старицы.

Жена священника Павла Просперова Матрена Алексеевна, будучи еще девушкой, попросила однажды своего отца послать за старицей, на что отец сердито ответил: «Какие у тебя кучера посылать за ней? Да и на что она тебе?» Та замолчала. Случилось после этого отцу быть в доме Протопоповой.

Неожиданно встретившись там с матушкой Евфросинией, он любезно сказал ей: «Что же вы, матушка, никогда не пожалуете к нам?» «Какие у тебя кучера? Да и на что я тебе?» – резко проговорила старица.

Однажды блаженная сообщила Н. А. Протопоповой: «Я видела во сне, что к тебе идет от церкви архиерей, такой черный, как будто Димитрий Ростовский». Все слышавшие подивились этому, а затем предположили, что, может быть, придет какой-нибудь странник по имени Димитрий.

На Тульской кафедре в это время был преосвященный Дамаскин, и не было никаких слухов о его перемещении и замещении. Но через два года после этого Тульскую кафедру занял преосвященный Димитрий (впоследствии архиепископ Херсонский).

В первую же свою поездку по епархии он посетил город Алексин и село Колюпаново, осмотрел храм, а из храма пошел навестить больную Н. А. Протопопову.

Кстати сказать, и по наружности своей преосвященный Димитрий, как оказалось, вполне соответствовал представлению о нем старицы.

В другой раз старица утром спросила Н. А. Протопопову: «Есть ли у нас что кушать? – добавила: – К обеду приедут гости».

 

Действительно, когда стали накрывать стол к обеду, увидели, что кто-то едет, а блаженная, посмотрев в окно, сказала: «Игуменья едет». Оказалось, приехала послушница Сезеневского монастыря из города Лебедяни Тамбовской губернии Евфимия. Старица вестретила ее, крепко обняла, поцеловала и поклонилась ей до земли. Несколько времени спустя после этого действительно Евфимия с именем Серафимы была поставлена игуменией Сезеневского девичьего монастыря. Однажды, еще за несколько лет до Севастопольской войны (1855-1856 гг.), блаженная, находясь в доме А. И. Цемша, подошла к окну и, смотря на церковь, начала со слезами молиться. Семейные Алексея Ивановича, подойдя к ней, участливо спросили: «О чем вы так горько плачете, матушка?» На это старица сокрушенно ответила: «Как не плакать? Молитесь и вы со слезами, да помилует Господь Бог Россию, ведь на Россию идет турка, англичанин, идет и император французов».

Семейные, переговорив между собой о том, что сказала старица, решили, что та ума лишилась: говорить о французском императоре, когда престол во Франции занимает король. Затем один из них, подойдя к блаженной, сказал: «Во Франции, матушка, правит не император, а король Людовик-Филипп». «Знаешь ты! – ответила она ему раздраженно и, показывая пальцем на нос, добавила: – У него еще нос большой».

Очевидно, блаженная еще за несколько лет предвидела февральский переворот 1848 года во Франции, положивший конец правлению короля Людовика-Филиппа, и восстановление (1852 г.) империи Наполеоном III, в правление которого (1852-1870 гг.), действительно, Франция в союзе с Англией выступили на помощь Турции против России, послав сначала соединенный флот свой ко входу в Черное море, а затем и сухопутное войско, высадившееся в Крыму и участвовавшее в осаде Севастополя. И представление старицы о носе Наполеона III вполне соответствовало действительности.

Приблизительно к тому же времени относится и другой случай. Сын А. И. Цемша, Феодор Алексеевич, находясь в царствование Николая I на службе в Петербурге, познакомился там с некоторыми сановными особами, которые, видя его ум и представительную внешность, усердно убеждали поступить в гвардию. Убеждения подействовали: Феодор Алексеевич уже решил поступить в гвардию, но прежде чем привести свое решение в исполнение, отправился в деревню к отцу, чтобы испросить на то его согласия и родительского благословения.

Отец, оказалось, ничего не имел против поступления сына в гвардию, однако, под условием – если на это благословит его матушка Евфросиния. Подвижница в это время находилась в Колюпанове, поэтому он с сыном отправился туда.

Прибыв к старице и сообщив ей о цели своего приезда, Алексей Иванович стал испрашивать у нее благословение на поступление сына своего в военную службу. На это блаженная, обращаясь к сыну, сказала: «Теперь я не благословляю тебя, а при новом императоре ты поступишь».

Так и случилось. В Севастопольскую войну, по смерти императора Николая I (1855 г.), Феодор Алексеевич, находясь на коронной службе, совершенно неожиданно для себя был взят в ополчение и отправлен под Севастополь.

В мае месяце 1855 г. крестьянин Мышегского завода Тарусского уезда Калужской губернии Стефан Онисимов и с ним несколько человек товарищей работали в саду у А. И. Цемша. Случилось в это время проходить по саду блаженной старице Евфросинии. Рабочие, увидев ее, стали смеяться над ней. Тогда старица, обернувшись в их сторону, плюнула и проговорила: «Дураки, все вы будете солдатами».

Это еще больше усилило насмешки рабочих: «Какие мы солдаты, когда нам каждому уже около 47-53 лет? – кричали они ей вслед. – В солдаты идут люди не в наших летах!»

Но скоро они должны были раскаяться в своих насмешках и признать в старице человека высоких духовных дарований.

В июне следующего года по распоряжению правительства был произведен набор ополченцев, в который попали как сам Стефан Онисимов, так и все его товарищи, за год перед тем так безрассудно смеявшиеся над старицей.

Зять А. И. Цемша, Иван Алексеевич Каяндер, получив место в Тифлисе, собирался в дорогу. Матушка Евфросиния, случившаяся в это время у Цемша, сказала Алексею Ивановичу: «Зачем он туда едет? Там умрет». Но Алексей Иванович промолчал, и зять уехал.

После его отъезда Цемш долго думал, как отправить к нему его жену – свою дочь беременную да еще с малолетними детьми. А матушка все твердила: «Он умрет там от холеры».

Поездка как-то сама собой не состоялась. Матушка между тем уехала от Цемшей и не навещала их довольно долго. Наконец, приехала и, переступая через порог, проговорила: «Вот я и приехала ко вдове!» В тот же день при ней же семьей Цемш было получено уведомление о смерти Каяндера в Тифлисе от холеры.

Аграфена Иосифовна Зудина, проживавшая на Мышегском заводе и лично знавшая старицу, в свое время рассказывала: «Отец мой, служивший на Мышегском заводе фельдшером, страдал запоем. Матушка Евфросиния, хорошо знавшая как его самого, так и его страсть к вину, однажды приказала ему идти за ней в келию, прибавив: «Я тебя попою своим чайком, и ты бросишь пить водку!» Отец охотно пошел за ней. Когда они пришли в келию, самовар у матушки был уже готов, но не оказалось сахару, и она отправилась за ним в дом А. И. Цемша, положив сверток с чаем около самовара.

Страшное любопытство овладело отцом, захотелось узнать, каким это чаем хочет матушка потушить в нем страсть к водке. Заметив, как был завернут сверток и как положен, он взял его, осторожно развернул, посмотрел, затем тщательно завернул по-прежнему и положил на старое место.

Через несколько минут после этого в келию вошла матушка. Остановившись около порога, она строго посмотрела на отца и сказала: «А! Ты хотел узнать, какой это такой мой чаек! Так уходи же! Нет тебе моего чаю!»

Так, благодаря своему неуместному любопытству, мой отец до самой своей смерти и оставался горьким пьяницей».

Крестьянин Карп Кондратьевич Кондратьев с двенадцати- до семнадцатилетнего возраста по назначению Алексея Ивановича Цемша состоял кучером при матушке Евфросинии, когда она гостила на Мышегском заводе. С ней не раз приходилось ему ездить и в Алексин, и в Колюпаново, и в другие окрестные места.

Раз летом, в один из праздничных дней, он собрался, было, идти на луг в хоровод, как ему было приказано Алексеем Ивановичем подать матушке лошадь. От хоровода пришлось отказаться, и это страшно его раздосадовало. Скрепя сердце, пошел он на конный Двор, ругая про себя старицу, как он сам впоследствии сознавался, самой отборной бранью. Однако лошадь запряг и, подав ее к крыльцу келии, попросил доложить матушке, что лошадь готова.

Но старица, выбежав из келии, грозно закричала: «Уезжай отсюда!!! Пошел прочь!.. Я с тобой сегодня не поеду!.. Ступай! Ступай!»

Так и пришлось ему вернуться на конный двор и отпрячь лошадь.

Однажды, рассказывает крестьянка Мышегского завода Дарья Ивановна Гуслистова, в 1850-х годах, в январе месяце пришла матушка Евфросиния, гостившая в то время у княгини Екатерины Алексеевны Бибарсовой, к моей матери Марфе Алексеевне, взлезла на печку и запела: «На печке звезда взошла высоко, и видно ее далеко, и осветила весь белый свет».

В это время в избу вошел литейщик завода Евдоким, лет 25, человек доброй христианской жизни, которого старица очень любила. Старица посмотрела на вошедшего, слезла с печи, взяла маленькую иконку святителя Николая Чудотворца и, обращаясь к Евдокиму, сказала: «На, раб Божий Евдоким, благослови меня».

Тот смущенно проговорил: «Матушка, я не могу вас благословить, вы меня благословите». Но старица все-таки настояла на своем, сделала три земных поклона, и он благословил ее этой иконой. Она приложилась к ней и затем, приняв из его рук образ, в свою очередь благословила его со словами: «Господь благословит тебя на твои подвиги жизни».

И Евдоким действительно в скором времени вступил на путь подвижничества, уйдя с благословения старицы в Оптину Пустынь и приняв монашество с именем Михаил.

Проживавшая на Мышегском заводе Евдокия Ивановна Смирнова рассказывала: «Моя мать, оставшись после смерти мужа вдовой с малолетними детьми, жила очень бедно и сильно сокрушалась о том, что не может купить себе корову. Раз как-то вечером я й сказала ей: «Ведь мать Евфросиния всем помогает, попроси-ка ты у нее корову». На это мать ничего мне не ответила.

На другой день утром входит к нам в избу матушка Евфросиния и говорит: «О-о-о, меня ныне Алеша (Цемш) уж и ругал за корову. Ты, говорит, все собираешься ее кому-то отдать, а она вон, гляди, и заболела, и молока не дает»

    

Старица Евфросиния

Однажды, находясь в имении г-жи М. С. Пушкиной в с. Коростине Алексинского уезда Тульской губернии, блаженная старица вместе с барышнями отправилась к их приходской вдовой диаконице. У этой вдовы был сын, который в то время кончал курс духовной семинарии. Он отлично учился, подавая своей матери лестные надежды. Мать с нетерпением ждала той минуты, когда сын окончит курс и поступит на священническое место, дав ей тем самым возможность тихо, без лишних забот и изнурительных хлопот скончать дни свои под его радушным кровом. Эту-то диаконицу и пришла теперь навестить матушка Евфросиния.

Посидев у нее некоторое время, старица выразила желание посмотреть ее хозяйство; пошли за ними и барышни. Походив по дому и около него блаженная, обращаясь к дьяконице, сказала: «Ах, как у тебя везде все хорошо! Живи, живи тут!»

Тогда барышни заметили: «Матушка, у нее есть сьш, который отлично учится и скоро кончит курс, она ждет - не дождется, когда он кончит и поступит на место, тогда и она переедет к нему жить».

Старица, как будто не слыша их слов, опять проворила: «У тебя все прекрасно! Живи тут, живи!» Подумав, что блаженная или не поняла, или не расслышала их слов, барышни громче повторили свои предложения, но старица твердила одно: «У тебя прекрасно все! Живи тут, живи!»

Никто в то время не понял, почему матушка Евфросиния так настойчиво твердила об одном и том же. Лишь позже, когда сын вдовы диаконицы, окончив курс, породнившись с преосвященным Евсевием, архиепископом Могилевским и заняв хорошее священническое место, опасно заболел и умер. Для всех тогда стало ясно, что слова блаженной старицы, с такой настойчивостью повторявшиеся ей несколько лет тому назад, были пророческими.

Бедная вдова диаконица в первое время после поступления сына на место, продавшая, было, кое-что из своих построек и вещей и уже перебравшаяся к нему на жительство, похоронив его, должна была возвратиться на свое старое пепелище и здесь уже доживать остаток дней своих.

В другой раз М. С. Пушкина, беседуя со старицей, подумала: «Ведь при императрице Екатерине II три фрейлины одновременно покинули дворец: одна, Соломия, погребена в московском мужском Симоновском монастыре, другая - матушка Евфросиния. Где же третья-то?» Тогда матушка, провидя ее мысли, сказала: «Матушка в Суздале, такая пьяница была, а теперь чудеса творит».

Помещица Наталья Адриановна Корелова, несмотря на укоризны и насмешки своего мужа, всегда радушно принимала у себя матушку Евфросинию, относясь к ней с искренней любовью и глубоким уважением. Однажды старица приехала навестить Корелову. Все вышли встретить глубокочтимую гостью и помочь ей выйти из повозки. Вышел и муж Кореловой, Николай Афанасьевич, и, смотря на предлагаемые ей усердные услуги, не без насмешки подумал: «Какая она монахиня? Подпоясана веревкой, покрыта тряпкой». В ответ на эти сокровенные мысли Корелова блаженная старица, войдя в дом, поклонилась ему до пола и сказала: «Прости меня, что я подпоясана веревкой, покрыта тряпкой, ведь я не монахиня».

В другой раз Корелова, будучи беременна, обратилась к старице с вопросом: «Матушка, кто у меня родится – мальчик или девочка?» «Кусок мяса», – ответила блаженная. Действительно, родился мертвый недоношенный ребенок.

Вдова губернского секретаря София Семеновна Неаронова, лично знавшая старицу Евфросинию, рассказывает: «Матушка Евфросиния неоднократно посещала дом моих родителей, Семена Никитича и Ольги Андреевны, проживавших в то время в г. Алексине. Однажды приходит она к нам и просит мою мать подарить ей чепчик. Та подает ей, но матушка, отказываясь взять его, говорит: «Не этот, другой, который ты вчера выпялила».

И в самом деле, мать только что накануне кончила работать в пяльцах новый чепчик. Удивляясь прозорливости старицы, мать поспешила исполнить ее желание.

Матушка Евфросиния сейчас же надела на себя чепчик и вышла на двор, где дожидалась наша лошадь. Сев в экипаж, она ударила рукой по плечу кучера, говоря: «Ну! Вези меня, солдат». На что тот ответил: «Мне, матушка, не служить». А блаженная ему на это возразила: «Что, думаешь, ошиблась?»

И действительно, не ошиблась она. Осенью того же года господа за что-то прогневались на него и отдали его в солдаты.

«В другой раз, – рассказывает та же Софья Семеновна, – моя мать поехала в гости к своим хорошим знакомым, к городскому судье Николаю Афанасьевичу Корелову и его жене Наталье Адриановне. Когда мать приехала к ним, матушка Евфросиния была уже там и встречала ее в передней, говоря: «А, пироги привезла, да еще с горохом; давай их сюда», – при этих словах она взяла у матери пирог с горохом, оставив в ее руках другой – с кашей».

Протоиерей Николаевской г. Алексина церкви о. Сергий Иоаннович Архангельский, со слов своего покойного тестя, священника той же Николаевской церкви о. Феодора Матвеевича Глаголева, в свое время рассказывал: «Умер в Алексине потомственный почетный гражданин Иван Феодорович Маслов, оставив миллионное наследство дочери своей, девице Елизавете Ивановне, которая после похорон отца пригласила к себе старицу Евфросинию и, попросив ее помолиться об упокоении души его, спросила у матушки, чем она может за это благодарить ее, на что мать Евфросиния ответила, что она желает иметь пестрый полосами шлафрок покойного.

Елизавета Ивановна была в недоумении: она не помнила, чтобы у ее отца был такой шлафрок, а когда спросила об этом давно живущую у них старушку няню, то получила ответ, еще более убеждавший ее в том, что у покойного Ивана Феодоровича не было такой одежды. Елизавета Ивановна сообщила об этом матушке Евфросинии, на что та не то с укоризной, не то с недовольством ответила только: «Ну, вот!»

Тогда Елизавета Ивановна послала за своей дальней родственницей, чуть ли не постоянно пребывавшей у них и помогавшей им вести их обширное хозяйство. Оказалось, та помнила, что, действительно, только очень давно, у покойного Ивана Феодоровича был такой шлафрок, но цел ли он и где, она затруднялась на это ответить.

Молодая хозяйка поставила на ноги всю имевшуюся в доме прислугу, но нужного шлафрока нигде не могли найти. Опять Елизавета Ивановна сообщила об этом матушке и опять получила от нее тот же и в том же тоне ответ.

Не желая огорчить старицу и отпустить ее от себя ни с чем, Елизавета Ивановна стала предлагать ей другие подобные пестрые с полосами, но более ценные одежды покойного. Тогда блаженная сказала: «Идите, ищите его в мезонине!»

И действительно, шлафрок, поиски которого причинили столько хлопот, оказался в мезонине в самом Дальнем углу в куче разных отслуживших и негодных к употреблению вещей».

Проживавшая в г. Алексине на Рыбной улице в собственном доме Мария Семеновна Хвисенко со слов некоей Елизаветы Ивановны, ухаживавшей в свое время за матушкой Евфросинией, передавала: «Старица Евфросиния при своей жизни несколько раз говорила Елизавете Ивановне: «Ох, Лиза, Лиза, будешь ты сидеть в темнице после моей смерти!»

Эти пророческие слова блаженной, тогда никому не понятные, действительно, сбылись. Спустя долгое время после смерти матушки Евфросинии Елизавета Ивановна за пять лет до своей кончины ослепла на оба глаза.

В деревне Свинка, прихода села Колюпанова, у г-на Маслова жил управляющий со своим семейством. Жена его была женщина во всем опытная и к тому же обладавшая добрым сердцем: она всем старалась делать только одно хорошее. За это ее все любили и уважали, любила ее и блаженная старица и потому часто посещала ее.

Однажды матушка Евфросиния приехала к ней ночевать в то время, как сам управляющий был в отлучке по делам службы. Старице отвели отдельную комнату.

В 12 часов ночи блаженная вдруг закричала: «Батюшки! Двенадцать волков напали!» Жена управляющего, думая, что матушка бредит, стала ее будить, но та ничего ей не ответила, как будто не слышала.

В час ночи приехал управляющий. Жена отперла ему дверь, да так и ахнула: «Что с тобой? – с трудом проговорила она. – На тебе лица нет!» Муж был бледен, как полотно. «Будешь бледен, – сказала старица, выглянув из своей комнаты, – на него двенадцать волков напали!»

Действительно, как рассказал потом управляющий, в дороге на него напали волки. Сколько их было, он в страхе не мог разобрать. Помнит лишь, что их было много и что некоторые из них даже вскочили к нему в сани. Свое спасение от грозившей ему ужасной смерти он приписывал исключительно благодатному действию молитв старицы-подвижницы, матушки Евфросинии.

Не в одних словах, но и в поступках и действиях блаженной старицы, на первый взгляд, смешных и странных, обнаруживался иногда ниспосланный ей свыше великий дар прозорливости.

Так, однажды, собираясь в деревню Свинку к той же жене управляющего, матушка Евфросиния захватила с собой горшок каши, спрятала его под полу и поехала.

Когда она подъезжала к дому управляющего, хозяйка, увидев ее, вышла со своими детьми встретить и помочь ей выйти из повозки. Лишь только старица опустила ногу с повозки, как горшок с кашей выскользнул у нее из-под полы и, ударившись об землю, вдребезги разбился, а черепки разлетелись в разные стороны.

Все, видевшие это, засмеялись, недоумевая, откуда взялся у матушки горшок с кашей. Но скоро всем стало ясно, что не смеяться нужно было при этом, а плакать: разбившийся горшок и разлетевшиеся черепки предзнаменовали собой семейное несчастье. Вскоре после этого управляющий подпал под гнев господ, лишился места и крова; все, что было припасено про черный день, скоро было прожито, и всех трех своих сыновей пришлось ему услать в разные стороны в услужение. Так разбилось все его более чем тридцатилетним упорным трудом созданное благосостояние.

Прозорливость старицы еще при ее жизни для громадного большинства была признанным явлением.

Благодатная сила Божия, действовавшая в блаженной старице Евфросинии, проявлялась и в даровании исцелений. Жена священника о. Павла Просперова в свое время рассказывала: «Когда я была еще девушкой, в нашем доме в качестве моей компаньонки гостила родственница. Однажды она так сильно заболела, что была вынуждена лечь в постель. В это время мы узнали, что матушка Евфросиния, перед тем где-то гостившая, возвратилась к нам в Колюпаново, и я уговорила больную пойти к старице. С большим трудом удалось мне довести больную до дома помещицы Н. А. Протопоповой, где жила блаженная.

Когда мы пришли к матушке, она встретила нас и, обращаясь к больной, сказала: «Ты еще здесь?» На это больная, указывая на меня, ответила: «С кем же мне оставить ее?» Тогда старица, положив свою руку ей на голову, проговорила: «Дай Бог тебе здоровья, что ты ее не бросаешь!» И больная с этого момента стала здорова и весела, как и всегда. «Сестра, теперь я совсем здорова, – сказала она, обращаясь ко мне, – ведь матушка точно шубу с меня сняла!»

После этого нас пригласила к себе госпожа Протопопова. Сидя здесь, бывшая больная увидела, что матушка ласкает собачку, и подумала: «Разве святые спасались с собачками?» В ту же минуту старица, не говоря ни слова, схватила собачку и выбросила ее в открытое окно.

Что касается самой помещицы Н. А. Протопоповой, то можно сказать, что старица Евфросиния была ее домашним врачом-молитвенником. Она почти постоянно болела: у нее страдал весь организм. На одной ноге у нее была ужасная рана, из которой по временам выпадали мелкие кости; малейший толчок причинял ей ужасные страдания, а старица иногда палкой ударяла по больной ноге, и боль утихала. Немало страдала больная и от продолжительных припадков, которыми мучил ее бес.

Вот что рассказывает об этих мучительных припадках очевидец их, иерей о. Павел Просперов, в своих записках: «Больная терзалась и неистовствовала при появлении святыни. Очень тяжело было ей в торжественные праздники, как, например, в дни: Богоявления, сошествия Св. Духа и т.п., а также в дни, особо отмеченные православной Церковью, каковы, например, первая, четвертая и Страстная седмицы Великого поста. Но особенно сильно мучили ее припадки накануне и в день памяти святителя Митрофания Воронежского чудотворца (23 ноября). Накануне этого дня в доме Н. А. Протопоповой ежегодно совершалось всенощное бдение.

В первый же год моего поступления в Колюпаново мне пришлось быть свидетелем ужасного припадка, случившегося с Протопоповой под день святителя Митрофания при чтении Евангелия за всенощной.

На другой год, когда меня попросили отслужить всенощную накануне дня памяти святителя Митрофания, я пошел, предварительно захватив с собой требник, с намерением в случае повторения подобных припадков прочитать заклинательную молитву во время пения и чтения причетников и оставил его в передней. Когда с Протопоповой и на этот раз случился припадок, я во время «Бог Господь» пошел за требником.

Больная вдруг как закричала: «Как?!. Со мною драться?!. Нет! Нет! Ты меня не одолеешь, ты меня не выгонишь, а я, я наведу на тебя то-то и то-то», – при этом она посулила мне разные скорби и беды, которые впоследствии мне действительно пришлось испытать.

Если, бывало, больная в припадке скажет: «Пойду к тому-то или туда-то (называя при этом известных нам лиц) и наделаю там то, что не разберут они и сами», – действительно, в тот момент этих лиц постигала та или иная неприятность.

Справляешься, бывало, после и узнаешь: у одного в это время случилась значительная кража, в другом месте произошла драка, там – непримиримая вражда и т.п. Иногда больная в припадке скажет, бывало: «Пойду к попу! – и тут же, скрежеща зубами, простонет. – Ах! Старуха не пускает меня к нему: везде загородила!»

А матушка Евфросиния, действительно, когда бывала у меня в доме, часто делала крестное знамение на всех дверях и окнах.

Вот во время таких-то припадков старица придет, бывало, к больной, бросит свою палку в ее постель, и больная скажет: «Сколько нас было тут! Старуха всех нас разогнала!» – потом смолкнет и успокоится.

Однажды у Н. А. Протопоповой несколько дней сряду шла кровь горлом, и она до того ослабела, что едва-едва переводила дыхание. Все окружающие уже отчаялись в надежде видеть ее живой.

Это было в ненастное осеннее время. Старица приказала истопить баню (она всегда приказывала), велела поставить в печку котел с лошадиным пометом. Когда все было готово, блаженная пришла в баню, сама вымешала в котле руками, легла на лавку и приказала принести к себе больную. Ее приказание не хотели, было, исполнить, опасаясь за здоровье больной, особенно в виду ненастной погоды и удушливого воздуха в бане, но блаженная настаивала на своем требовании. Когда об этом сообщили больной, та, узнавши требование старицы, приказала себя нести к ней, заявив, что с ней она готова даже умереть. Едва только поднесли больную к бане, как блаженная запела: «Царю Небесный...» Больная еще громче стала вторить ей. Когда же стали мыть больную, юродивая начала дразнить ее голосом козла: «Бя-а-а...» А больная в изнеможении кричала: «Ой, жарко! Уйду! Уйду! Душно!» Но старица не обращала на это внимания, пока не вымыла больную. При этом блаженная запрещала девушкам мочить больной пораженную ногу, а сама всю ее смочила.

Окончив мыть, блаженная приказала отнести больную в ее спальню, а сама пошла в свою комнату. Но не прошло и десяти минут как уложили больную в постель, старица снова явилась к ней, потребовала чаю и приказала ей вставать. Та легко и охотно исполнила приказание блаженной: встала, оделась, села за чай, сама пила и угощала старицу.

С этого момента здоровье больной поправилось.

Помещик Александр Петрович Полосков, родной племянник Н. А. Протопоповой, обручившись с девицей Марией Сергеевной Горчаковой, заболел какой-то непонятной болезнью, которая с каждым днем все усиливалась. Больной стал впадать в исступление, царапать себе лицо и руки, лезть на стену, кричать, что его испортила какая-то купчиха в Калуге. В конце концов, его пришлось отправить на излечение в город.

Там он пролечил все, что имел, но облегчения никакого не получил, и пользовавшие его врачи, наконец, отказались лечить его, не найдя ничего лучшего, как посоветовать ему возвращаться туда, откуда он и приехал, – в деревню.

Больной повиновался, переселился в Колюпаново к тетке.

Положение его с каждым днем становилось все серьезней и серьезней. Протопопова сообщила об этом родителям Полоскова, и те приехали проститься со своим единственным сыном, заживо оплакивая его. Для них было ясно, что уже нет никакой надежды на благополучный исход его болезни. Одна Наталья Алексеевна не теряла надежды на его выздоровление: она твердо верила, что благодатная сила молитв глубокочтимой ею матушки Евфросинии могла бы вернуть к жизни опасно больного. Эту свою горячую веру она теперь старалась, как могла, передать своей сестре Екатерине Алексеевне и ее мужу – родителям Александра Петровича, убеждая их обратиться к старице с просьбой помочь их горю.

Много времени и пламенных слов было потрачено Протопоповой на это. Дело в том, что Полосковы ничуть не верили в силу молитв старицы, для которой у них не находилось ничего, кроме насмешки. Стоило, бывало, Протопоповой заговорить в их присутствии о матушке Евфросинии, как Екатерина Алексеевна с иронией замечала: «У тебя там все святые!»

Однако теперь слова Протопоповой, а еще больше, может быть, самая горечь сознания скорой неизбежной тяжелой потери, в конце концов, затеплили, хотя и ненадолго, в одебелевших сердцах родителей Полоскова пламень веры, и они со слезами на глазах пали к ногам великой подвижницы блаженной старицы Евфросинии, прося ее исцелить их сына, обещая в благодарность подарить ей любую корову.

Старица приказала приготовить ванну и, положив туда разной травы и березовых листьев, посадила в нее больного, который долго не желал ей повиноваться, укоряя ее в сумасбродстве. Часа два или больше продержала она его в ванне и, когда он уже совершенно изнемог, уложила его в постель. Он скоро и крепко заснул. А сама старица пошла к Н. А. Протопоповой и приказала готовиться к свадьбе, варить брагу.

На другой день утром блаженная, разбудив Протопопову, приказала послать за невестой, сама же пошла, привела больного в дом, велела подкрепить его чаем и пищей, и он стал здоров и весел.

Так, во вторник родители Полоскова оплакивали своего единственного сына, а в пятницу той же недели праздновали его бракосочетание. Только Полосковы оказались неблагодарными по отношению к своей благодетельнице. Они обещали подарить ей корову и не исполнили этого обещания, за что и были наказаны Богом: в том же году у них пало 16 штук тирольского скота.

Прошло после этого лет около восьми, Александр Петрович Полосков служил в Туле чиновником особых поручений, Екатерина Алексеевна, как и раньше, часто приезжала в Колюпаново навестить свою сестру г-жу Протопопову. В один из таких своих визитов она повстречалась с блаженной Евфросинией, которая, подавая ей два маленьких глиняных горшочка с крышечками, сказала: «Возьми эти горшочки и вари своим двум внучатам кашу».

Полоскова не сразу поняла весь пророческий смысл этих слов. Лишь когда немного времени спустя после этого умерла ее невестка, жена Александра Петровича Полоскова, оставив на ее попечении двух малолетних детей Анатолия 7-ми лет и Эмилию 4-х лет, для нее все стало ясно.

В 1848 году повсеместно свирепствовала холера, ежедневно унося множество жертв, а в приходе с. Колюпанова по молитвам блаженной старицы Евфросинии даже общая смертность была, как свидетельствуют хранящиеся в церковном архиве метрические книги, меньше предыдущих и последующих лет.

Священник о. Павел Просперов рассказывает: «Однажды зимой пришла ко мне матушка Евфросиния и легла на диван, приказала мне снять с нее ботинки, что я охотно исполнил.

Полежав на диване некоторое время, она собралась идти, я предложил ей свои услуги обуть ее, на что матушка ответила: «Возьми себе мою обувь, да смотри, береги ее». А сама пошла босая.

Спустя несколько времени после этого жена моя заболевает водянкой, страшно пахнет, особенно пахнут ноги; мы не можем придумать, во что обуть ее. Вдруг Мне приходит в голову мысль на ночь обуть ее в матушкины ботинки!

И что же?!

К утру следующего дня опухоль значительно уменьшилась, а еще через день совершенно исчезла – жена стала совершенно здоровой, и болезнь эта у нее более не повторялась».

Упоминавшаяся уже у нас помещица Наталья Адриановна Корелова однажды трое суток мучилась родами. Приглашенные врач и акушерка испробовали все средства, недоумевали, как и чем помочь страждущей, и решили сделать операцию.

Соглашаясь на операцию, Корелова изъявила желание сначала исповедаться и приобщиться Св. Тайн. Был приглашен священник.

Между тем больная несколько раз посылала за матушкой Евфросинией, но ее нигде не могли найти. Вдруг к общему удивлению старица сама приезжает и, входя к больной, говорит: «Что у тебя за народ?! Или свадьба какая?»

Затем, выслав всех из спальни, блаженная начала растирать бока и спину больной деревянным маслом. Покончив с этим, старица проговорила: «Ну, Христос с тобой! Поздравляю тебя с дочкой! Ударят в колокол, и ты родишь».

Матушка была на отходе ранней обедни, а как только начался благовест к поздней, Корелова разрешилась от бремени рождением дочери Анны.

В другое время у Кореловых заболел какой-то непонятной болезнью дотоле резвый, совершенно здоровый мальчик Николай – он не мог двинуть ни одним членом и большую часть времени находился в бессознательном состоянии. Когда мать и отец, сильно огорченные этим, не знали, что делать с больным сыном, их посетила блаженная старица Евфросиния. Она приехала к ним нежданная и незваная.

Едва только успела она повидаться с хозяевами, как Наталья Адриановна обратилась к ней с усердной просьбой полечить больного. Старица дала какой-то травы и приказала заварить ее, а когда больной придет в себя, напоить его этим настоем.

Бывшая при этом няня подумала: «Что это она? Бог знает, какой травы дает, и велит поить его». «Что тебе за дело, – обернувшись в ее сторону, сурово сказала старица, – какой я травы даю?! Может быть, я с печи сору дам – вы должны принимать!»

Старица уехала. Отец ребенка не пожелал исполнить приказание блаженной, а пригласил врача, по рецепту которого и дал больному лекарство. Ребенок стал холодеть, дыхание остановилось, и только сердце еще слабо работало.

Родители пришли в ужас. Мать больного, укорив мужа за то, что он не захотел исполнить приказание старицы, послала его просить у блаженной прощения и помощи.

Старица сначала не приняла его, но, когда он пал на колени и со слезами на глазах стал молить о прощении и помощи, блаженная, сделав ему предварительно выговор за пренебрежительное отношение к ее траве и за приглашение доктора, приказала напоить больного настоем данной ею раньше травы.

Возвратившись домой, Корелов на этот раз уже безо всякого колебания приказал заварить матушкину траву и дать больному.

Лишь только влили этого настоя больному в рот, как он ожил, а затем, выпив его с чайную чашку, почувствовал себя совершенно здоровым, только не мог ходить. Матушка и в этом помогла больному.

Приехав как-то к Кореловым и увидев, что его носят на руках, она настоятельно приказала поставить его на ноги, сделала над ним крестное знамение и, коснувшись рукой головы его, как бы оттолкнула от себя, сказав при этом: «Ну, ступай!» И он пошел.

Однажды жена псаломщика села Архангельского (в нескольких верстах от села Колюпанова) пришла к блаженной старице просить помощи своей больной матери. Старица сказала ей: «Я дам тебе глухой крапивы. Напои больную настоем ее, и будет здорова».

Пришедшая подумала: «Крапивы-то у нас и своей много». Тогда блаженная, провидя ее мысли, сказала: «Не только крапивы, если бы я дала тебе хворосту или соломы, ты должна, не думавши, принимать! Вот и муж твой (она его никогда не видала) тоже усумнился, но, Бог с ним, он человек добрый».

К девушке, ходившей за матушкой Евфросинией, приехала однажды сестра проведать. Лошадь выпрягли и пустили в сад на корм, а в саду находились ульи с пчелами. Лошадь, ходя по саду, один из ульев повалила. Рассерженные пчелы набросились на нее и до того изжалили, что хозяева уже и не надеялись видеть ее живой. В это время в саду появилась старица. Подойдя к валявшемуся улью, она бросила в него метлу, – пчелы сейчас же вобрались в улей, а лошадь встала и по-прежнему спокойно стала есть корм.

Однажды летом в г. Алексине случился падеж скота. Жители были в отчаянии. Никому и в голову не приходило обратиться за помощью к матушке Евфросинии, но блаженная старица, видя людское горе, не заставила себя просить. Рано утром, когда выгоняли скот на пастбище, она вышла в середину стада, проводила его до места пастбища – и падеж прекратился.

Феврония Николаевна Дыханова, проживавшая раньше в городе Алексине, страдала болезнью ног, не позволявшей ей двигаться. Женщина набожная и глубоко чтившая старицу Евфросинию, как великую подвижницу, Феврония Николаевна часто думала: «Должно быть, я уж очень грешная, если всем помогающая и всех без различия звания и состояния посещающая матушка Евфросиния не заходит ко мне».

Однажды летом в 1851 году сидит она с такими думами у раскрытого окна и видит: по направлению к их бане, наполовину вырытой в бугре, идет старица Евфросиния, подходит к ней, ложится на ее крышу и начинает кататься с боку на бок, приговаривая: «Будет наказана! Будет наказана!» Повалявшись некоторое время по крыше таким образом, блаженная подошла затем к окну, у которого сидела больная Феврония Николаевна, села под ним. Сняла со своих ног чулки и, подавая их Февронии Николаевне, сказала: «На, Феврония, тебе мои чулки, надень их», – а сама поднялась и пошла. По уходе старицы Феврония Николаевна надела ее чулки на свои больные ноги и сразу же почувствовала себя здоровой.

А баня вечером того же дня сгорела. Как выяснилось впоследствии, в этой бане мяли лен, не соблюдая ни праздников, ни воскресных дней.

Совершенствуясь в подвигах самоотречения, самоотверженно служа Богу и ближним, юродивая старица Евфросиния достигла, наконец, пределов блаженной вечности.

Телесные силы подвижницы заметно ослабевали; уже для всех было ясно, что так ярко горевшая доселе свеча ее жизни догорает, что недалеко уж время отшествия блаженной из сей юдоли плача и скорбей в чертог Небесного Жениха – Христа.

Горькое сознание близкой тяжелой утраты, смешиваясь с сильным непреодолимым желанием еще раз, последний раз, пока холодная рука смерти не сомкнула навеки горящих верой и любовью дорогих очей, увидеть глубокочтимую «матушку Евфросинию», услышать ее полное любви и утешения слово, получить от нее благословение и, наконец, сказать ей последнее «прости» в этой жизни, заставляло всех, знавших блаженную старицу, подняться со своих мест, оставить свои бесконечные житейские заботы и хлопоты и идти туда, где еще теплился светильник жизни великой подвижницы – в Колюпаново.

И блаженная старица, несмотря на свою слабость, всех принимала, для всех находила слова одобрения и утешения и не только слова, – от нее никто не уходил без того или другого вещественного напоминания о последнем свидании с дорогой «матушкой Евфросинией», прощаясь с тем или другим из своих посетителей, старица благословляла их чем пришлось: одному давала крестик, другому образок, иному щепочку, пучок травки, крапивки, платок, чулки, словом – что только попадало под руку.

Незадолго до кончины блаженной пришел к ней проститься и ее духовник, о. Павел Просперов. Долго беседовала с ним старица. Среди этой беседы о. Павел попросил, было, открыть ему тайну своего происхождения, но блаженная ответила на это уклончиво: «Спроси у митрополита Филарета, – сказала она, – он все знает».

Когда о. Павел собрался уходить, старица, прощаясь с ним, подала ему ключ, говоря: «Вот тебе ключ. Ты мой коренной: я тебя поставила сюда священником. Возьми этот ключ, оставайся здесь, кормись им сам и корми других, впоследствии передай его своему преемнику, повторяя эти мои слова».

«Долго недоумевал я, – рассказывал впоследствии о. Павел, – откуда у матушки этот ключ и что он значит, так как никогда раньше я не видывал его у нее. Лишь после смерти блаженной, ходившие за ней девушки сказали мне, что они иногда тайком видели на старице вериги, которые она этим ключом запирала».

За три недели до своей блаженной кончины, в воскресенье, во время обедни, старица, выйдя на крыльцо, вдруг громко с выражением изумления в голосе стала звать к себе ухаживающую за ней няню: «Няня! – говорила она в волнении. – Ты ничего не видишь? Смотри-ка, вон два Ангела в белых одеждах вышли из церкви и зовут меня к себе: «Евфросиньюшка! Пора, пора тебе к нам!»

Такое видение было старице к ряду три воскресенья в одно и то же время, а в четвертое – 3 июля 1855 года после литургии, напутствованная Св. Тайнами, она тихо и безмятежно скончалась, имея от роду около 100 лет.

Блаженная Евфросиния на смертном одре

Свой смертный час блаженная встретила в том полулежачем положении, которое она обыкновенно принимала на время сна. Так, даже перед лицом смерти ничем не хотела она ослабить святую строгость своей подвижнической жизни.

Согласно завещания покойной, многотрудное тело ее было облачено в монашескую одежду и положено в простой гроб, в руки блаженной были вложены кипарисовый крест и четки. Весть о кончине всеми чтимой матушки Евфросинии с быстротой молнии разнеслась по окрестности, и в Колюпаново снова потянулись вереницы паломников. Лица, еще сравнительно недавно приходившие и приезжавшие сюда, чтобы получить последнее благословение горячо любимой матушки, теперь опять тронулись в путь, чтобы поклониться ее праху; и при гробе почившей началось почти непрерывное служение панихид.

За несколько дней до кончины юродивой, 29 июня, Н. А. Протопопова, в доме которой жила старица Евфросиния, видя, как быстро иссякают телесные силы блаженной, и желая в случае смерти подвижницы погребсти тело ее в месте, которое соответствовало бы святости ее жизни, отправила преосвященному Димитрию, епископу Тульскому, письмо следующего содержания:

Ваше Преосвященство, Всемилостивый Архипастырь!

Двенадцать лет в доме нашем проживает юродивая старица Евфросиния. Здоровье ее в таком положении, что едва ли несколько дней продолжится жизнь ее.

Эта богоугодная старица совершала путь свой в продолжение ста лет, и если, по определению Божию, она окончит дни свои в нашем доме, то мы желаем похоронить тело ее в приделе церкви нашей, под полом в трапезе, в селе Колюпаново Алексинского уезда. Но священник наш без благословения Вашего Преосвященства не решается. Почему я и осмеливаюсь прибегнуть к Вашему Преосвященству с моей покорнейшей просьбой – дозволить в случае смерти этой старицы похоронить тело ее в нашей церкви.

Образ жизни и столетний христианский подвиг вывел ее из ряда обыкновенных мирских людей, и похоронить тело ее на общем кладбище я не смею оставить на своей совести, почитая дело это не богоугодным.

Прося святых молитв и благословения Вашего Преосвященства, имею честь быть с истинным почтением Вашей покорнейшей слугою Наталья Протопопова.

29 июня 1855 года.

Село Колюпановка Алексинского уезда.

На этом письме Н. А. Протопоповой на второй день после смерти старицы последовала такая резолюция преосвященного Димитрия:

«4-е июля 1855 года. Именем Господним благословляю погребсти означенную старицу под трапезою церкви села Колюпановки».

Согласно приведенной резолюции преосвященного Димитрия могила для блаженной была приготовлена под трапезой Казанского храма села Колюпанова у северной стены.

7 июля состоялось ее погребение. В Колюпанове в этот день было громадное стечение народа: каждый спешил отдать последний долг почившей и проводить ее к месту вечного упокоения. Небольшой храм села с большим трудом мог вместить лишь незначительную долю желавших присутствовать при погребении всеми чтимой старицы. Большая часть народа вынуждена была стоять вне церкви под открытым небом и здесь возносить свои горячие молитвы к престолу Вседержителя об упокоении души новопреставленной.

Богослужение было торжественное. Литургию совершали три священника, а погребение шесть. Несмотря на жаркое время, почившая лежала в гробу, как живая: не было заметно никаких признаков тления, от гроба исходило благоухание; на благоговейно-покойном лице подвижницы отражалось неземное блаженство.

При заупокойной литургии и совершении погребения пожелала присутствовать больная помещица Н. А. Протопопова. Ее принесли в церковь в кресле и поместили в приделе, ниже правого клироса; рядом с ней стала сестра ее Екатерина Алексеевна Полоскова.

Во время Херувимской песни вдруг, к общему изумлению и ужасу, больная вскричала: «Вы ничего не видите, как мать Евфросиния встала из гроба и идет исцелять меня?» При этих словах дотоле беспомощная больная протягивает ноги, слышится треск подколенных жил; затем, обращаясь к сестре, она говорит: «Ну что, не верила, не верила?! Вот иду, иду!» И действительно, встала безо всякой посторонней помощи и подошла ко гробу старицы, сорвала с себя шляпу и зеленый козырек, который носила от болезни глаза, перебросила их через гроб и, взяв руку покойной, крепко-крепко поцеловала ее, говоря: «Благодарю тебя, мать святая, что ты меня исцелила». Потом опять возвратилась на свое место.

«Ужас охватил всех видевших это, – рассказывала впоследствии Екатерина Алексеевна. – С тех пор и я благоговею перед покойной и чту ее память».

Кончилось погребение; закрылась гробовая крышка; уже мрачная могила приняла в свои холодные недра честные останки блаженной, навеки сокрыв их от взоров людских, а тысячная толпа благоговейных почитателей покойной все еще медлила расходиться – каждому хотелось еще раз положить земно поклон на дорогой могилке, и в храме не прекращалось служение панихид. На следующий год, в день совершения годового поминовения почившей блаженной старицы Евфросинии, Н. А. Протопопова вновь испытала на себе действие благодатной силы старицы-подвижницы: обычно мучившие ее припадки в этот день повторились с особенной силой, но с тех пор более уже никогда не возобновлялись.

Первое время после смерти блаженной место ее погребения в храме не было отмечено никаким внешним знаком, и потому молящиеся, приходя в храм к богослужению, нередко становились на том месте, где под полом находилась могила подвижницы. По этому поводу старица однажды, явившись во сне своему бывшему духовнику о. Павлу Просперову, сказала: «Зачем позволяешь людям не чистым душой и телом попирать ногами прах мой?!»

Проснувшись, о. Павел решил соорудить дощатую гробницу над могилой блаженной, а когда только что приведенные слова старицы и решение о. Павла стали известны А. И. Цемшу, управляющему Мышегским чугунолитейным заводом княгини Е. А. Бибарсовой, тот предложил отлить на своем заводе чугунную плиту на могилу блаженной. Но что написать на этой плите?! Вот тут-то о. Павел и вспомнил слова старицы, сказанные ему при последнем свидании с ней: «Спроси у митрополита Филарета, он все знает», – и отправился в Москву.

Принятый митрополитом Филаретом, он рассказал ему все о своем последнем свидании с блаженной старицей Евфросинией и просил его приподнять завесу неизвестности, скрывающую тайну происхождения великой подвижницы, чтобы знать, что написать о ней на ее надгробной плите.

Мудрый архипастырь, по-видимому, не считая себя вправе открывать то, что перед своей кончиной не пожелала открывать сама подвижница, ответил на эту просьбе так: «Напишите – Евфросиния неведомая. Буяя мира избра Бог, да премудрыя посрамит».

Эти слова с присоединением «скончалась июля 3 дня 1855 года» и были начертаны на чугунной плите, сооруженной усердием А. И. Цемша и вделанной в верхнюю доску гробницы старицы.

Могильная плита

В 1914 году усердием одного из почитателей памяти блаженной старицы Евфросинии, пожелавшего остаться неизвестным, с разрешения епархиального начальства над гробницей подвижницы сооружена деревянная с позолотой сень.

Не был обойден заботами почитателей памяти старицы-подвижницы и ее источник. Спустя лет 30 после смерти блаженной, над ее источником усердием и трудами почитателей была поставлена деревянная часовенка-навес на столбах. Случилось так, что постройка этой часовенки была закончена ко дню сошествия Святаго Духа. В этот день и решено было совершить ее торжественное освящение.

После литургии при торжественном перезвоне колоколов из Казанского храма села Колюпанова в сопровождении множества народа вышел крестный ход, направляясь к цельбоносному источнику блаженной старицы Евфросинии, где по совершении водоосвящения было совершено и освящение только что созданной часовенки-навеса. Затем под те же ликующие звуки колокольного перезвона крестный ход возвратился в храм.

С этого времени в Колюпанове ежегодно в Духов День совершается торжественный ход «к матушкину колодцу».

Воздвигнутая над источником старицы-подвижницы деревянная часовенка-навес со временем обветшала и потому в 1909 году была снесена, а на ее месте на средства благотворителей была сооружена деревянная, крытая железом часовня и при ней деревянная же купальня, которые и были торжественно освящены 4 июля того же года

Часовня и купальня на источнике блаженной Евфросинии

Тогда же почитателями памяти блаженной старицы Евфросинии было выражено желание, чтобы впредь в воспоминание этого радостного события в Колюпанове в день 4 июля ежегодно совершалась божественная литургия, а после нее крестный ход к источнику «матушки Евфросинии».

Таково происхождение второго ежегодно совершаемого крестного хода на колодезь блаженной.

Помимо Духова дня и 4 июля, Колюпановская церковь свято чтит день преставления 3 июля и день Ангела блаженной старицы Евфросинии – 25 сентября (память преп. Евфросинии Суздальской), выделяя их из ряда обычных дней совершением заупокойной литургии и великой панихиды по старице.

Впрочем, всякая панихида на могиле блаженной с августа 1884 года обыкновенно совершается и перед каждой божественной литургией. Происхождение этого обычая таково.

В ночь на 2 июля 1884 года священник с. Колюпанова о. Петр Соколов, зять и преемник духовника блаженной старицы Евфросинии о. Павла Просперова, видит сон. Длинный темный коридор; лишь, вдали, в самом конце коридора, виден свет. Оттуда по коридору идет мужчина в черном, как будто монашеском платье, подходит к о. Петру и говорит: «Пойдемте отрывать. На аршин углубимся, будет благоухание».

«На эти слова, – рассказывает в своей записке о. Петр, – я не мог даже одного слова промолвить: меня с головы до ног охватило морозом, испугался до невозможности». Незнакомец между тем повторил свое предложение. На этот раз о. Петр осмелился спросить: «Кого?»

Тот отвечал: «Евфросинию», – и в это время с того же светлого конца коридора к ним подошла женщина вся в черном и, обращаясь к о. Петру, проговорила: «Отрой меня. На аршин углубишься, будет благоухание».

О. Петр, дрожа всем телом, спросил: «Что нужно делать?» Ему отвечают: «Молиться». «Молебны или панихиды служить?» – спрашивает он. Женщина отвечает: «Панихиды».

Лица ни мужчины, ни женщины о. Петр не разглядел, так как свет падал на его собеседников сзади.

«Это видение, – говорит о. Петр, – до того меня потрясло, что я недели две не мог хорошо уснуть: как только усну, меня будто кто-то толкнет, и я просыпаюсь, начинаю опять припоминать, что видел, и соображать, что мне делать. Наконец, помолившись Богу и попросив молитв матушки Евфросинии для подкрепления сил, я с августа месяца начал служить панихиду перед каждой божественной литургией».

И с тех пор этот обычай свято соблюдается в Колюпанове.

Канонизирована в 1988 году как местночтимая святая Тульской епархии в лике блаженных, память совершается (по юлианскому календарю): 3 июля и 22 сентября (собор Тульских святых). 

Рака над мощами блаженной Евфросинии в ц. Казанской иконы Божией Матери

в Колюпановском монастыре.

А вот рассказ, после которого я начала искать сведения о блаженной старице Евфросинии.

КОЛЮПАНОВСКИЕ ТАЙНЫ

Варенье с привкусом экзотических, диковинных плодов, цвета малахитового.

– Фейхоа?

– Нет.

– Киви?

– Не угадали.

– Сдаюсь.

– Крыжовник. Половинку апельсинчика добавила, для вкуса.

Чаёк с таким вареньем, да беседа сердечная – отрада для сердца путешественника. Особенно для моего. Потому что я очень долго ждала этой встречи и радуюсь – не нарадуюсь, что она состоялась. Для меня Тамара Михайловна Норкина – это длинные узкие конверты, подписанные разборчивым и одновременно торопливым почерком. Тульская область, посёлок Заокский... Моя постоянная читательница, скорая на доброе слово. Уже два года переписываюсь с ней, а к встрече подтолкнуло... чудо. Еду в маршрутке, а сзади две женщины громко разговаривают. Одна рассказывает, другая охает: «Ну надо же, ну надо же...»

– А источник,говорят, от всех болезней лечит, там жила придворная дама, Екатерина II её очень ценила, а она ушла от царицы и стала монахиней, хотя сама и княжна была. Источник на том месте, от всех болезней лечит. – Надо же...

Я затаила дыхание. Где он, тот источник? Пока раздумывала – спросить, не спросить, женщины вышли. Раздосадованная, пришла в редакцию. А мне письмо от Тамары Михайловны Норкиной вручают. Чудны дела Твои, Господи! Читаю: «Была я недавно на святом источнике, это совсем недалеко от нас, рядом с древним городом Алексиным. Там жила подвижница и прозорливица, блаженная старица Евфросиния, Христа ради юродивая, княжна земская, фрейлина императрицы Екатерины II».

Скор Господь на помощь нам, грешным. Теперь-то уж знаю я адрес святого источника. Пишу Тамаре Михайловне: «Приеду». И вот уже и чаёк с экзотическим вареньем пьём, обсуждаем предстоящую поездку. Завтра с утра в путь.

В храме Свято-Казанского женского монастыря в селе Колюпаново я впервые увидела её икону. Строгий лик, взгляд требовательный, даже жёсткий. В правой руке – крест, в левой – чётки.

Блаженная старица Евфросиния, я пришла к тебе после случайно услышанного разговора в общественном транспорте, после подоспевшего вовремя письма дорогой моей читательницы Тамары Михайловны. Пришла, наспех собравшись и, по сути, ничего не зная о тебе. Примешь ли ты меня, иссуетившуюся и грешную? Взгляд требовательный и даже жёсткий. Я не выдерживаю его.

Ох уж этот институт благородных девиц! Сколько блистательных особ вышло из твоих стен, сколько красавиц твоей «смольной ориентации» стало украшением царских дворцов, сколько лёгких ножек твоих выпускниц скользило по желанным паркетам и шелестом вееров ненавязчиво, да требовательно торило себе путь к высотам царского расположения. Княжна Вяземская была одной из них. Закончив Смольный институт, стала фрейлиной при дворе императрицы Екатерины. Много раз скучающая императрица призывала к себе молоденькую фрейлину разгонять тоску и развлекать разговорами. А круг её знакомств! Князь Александр Львович Нарышкин, сам Суворов, князь Юрий Владимирович Долгорукий, князь Вяземский. К этой заманчивой жизни шли, эту заманчивую жизнь завоёвывали, к ней стремились, её жаждали. А княжна Евдокия Вяземская – её оставляет.

История её ухода от блестящих паркетов удивительна. Она бросает свои одежды на берегу большого и глубокого пруда в Царском Селе. Всё. Княжна, купаясь в пруду, утонула в нём. Её больше нет. Она вычеркнута из жизни. Переодевшись в бедное рубище, она идёт странствовать и уже никто никогда не узнает в ней блистательную княжну Вяземскую. Она берёт на себя самый тяжёлый, по нашему разумению, нечеловеческий подвиг – юродства. Презреть всё, стать как бы безумной и этим принести в жертву Господу свой разум, свой интеллект – источник гордыни и тщеславия. Распять себя, сравнять с землёй, отдать на всеобщее поругание. Таких выпускниц Смольный не знал, да и Россия вообще не знала. Их очень немного. Юродивых Христа ради можно по пальцам пересчитать. Женщин в этом списке совсем мало, а уж фрейлин царских...

И пошла по Руси юродивая старица Евфросиния, доила коров на скотном дворе одного из Вологодских монастырей, в другом монастыре пекла просфоры. А когда уже непомерным физическим трудом окончательно распяла свою плоть и готова была к молитвенному подвигу, пришла в Москву к митрополиту Платону, раскрыла ему свою тайну. Просила об одном: скрыть её от преследований мира, благословить на дальнейший молитвенный подвиг юродства. Митрополит Платон отсылает её с запиской в Серпуховской Девичий монастырь. Но не в самом монастыре поселилась блаженная, а за его оградой, в маленькой убогой хижине. Было у неё много кошек и собак. С собаками она и спала на голом полу, а если кто начинал её ругать – с собаками, на полу, как так можно, она отвечала коротко: «Я хуже собак». На полу стояло корыто. Старица стучала в корыто палкой и все собаки и кошки сбегались к нему.

«Кушайте, кушайте, дорогие мои!» – ласково приговаривала блаженная.

Одевалась Евфросиния во власяницу, носила железные вериги, зимой ходила босиком. Голова её была стрижена, она обматывала её тряпкой, а сверху надевала шапочку. На шее носила железную цепь и большой медный крест. По ночам ходила вокруг монастыря и пела псалмы. Собирала разные травки в монастырском бору, давала их больным, приговаривая: «Пейте и будьте здоровы». Её знали все в Серпухове, любили, но были такие, что гнали. И она уступает гонителям, переселяется в деревню Колюпаново Алексинского уезда к Наталье Алексеевне Протопоповой,  владелице деревни. Та души не чает в блаженной старице. Построила ей светлую горницу, внутри отштукатурила, деревьев вокруг насадила. Блаженная поместила в этих хоромах... корову. А сама облюбовала себе тесную, душную каморку. Молилась много, ела мало. Хотя Наталья Алексеевна распорядилась кормить её хорошо, всё отдавала своим «сожителям» – кошкам и собакам. Не они питались крохами с её стола, а она – тем, что оставалось от них.

Как не пыталась старица скрыться от людских глаз, а молва быстро нашла её и в Колюпаново. Своим смирением, умерщвлением плоти, постоянной молитвой старица достигла высокого духовного совершенства. Этим даром пользовалась щедро на благо людей. Исцеляла, предсказывала, предупреждала... Много чудес на счету блаженной старицы Евфросинии. Шли к ней не только из Алексина и Серпухова, а отовсюду. Верили её предсказаниям, надеялись на её исцеления. Она любила уходить за версту от Колюпаново, в уединённое красивое место близ Оки, молилась подальше от людских глаз. Здесь же выкопала колодец. Купалась в нём зимой и летом. Многие видели, как шла она зимой от источника с непокрытой головой, босая и радостная, приговаривая: «Берите воду из моего колодца и будете здоровы».

Умерла блаженная Евфросиния тихо и легко. Так, как умирают великие подвижники. Произошло это 3 июля 1855 года. Было ей сто двадцать лет. Во время погребения старицы произошло чудо, о котором говорили в окрестностях Алексина много, с трепетом и удивлением. И потомству передавали, чтобы не поросло забвением. Благодетельница старицы Наталья Алексеевна Протопопова тяжко болела, уже много лет не ходила и её принесли на панихиду по усопшей Евфросинии в кресле. Вдруг во время Херувимской песни больная закричала: «Вы ничего не видите! Мать Евфросиния встала из гроба и идёт исцелить меня». Больная, к изумлению всех, встала с кресла, и пошла к гробу блаженной старицы. Склоняется над гробом, берёт руку покойной: «Благодарю тебя, мать святая, что меня исцелила», – и возвратилась на своё место в кресло.

Все стояли потрясённые.

Её могила нынче в самом храме Казанской Божией Матери. Слева от иконостаса под мраморным надгробием. Получилось так, что я сначала пришла в храм, а потом уже на источник. Помолилась блаженной Евфросиньюшке: «Благослови искупаться в твоём источнике, уж очень морозный сегодня день, страшновато».

Из трёх небольших труб рвётся из-под земли святая вода. Крест над источником, припорошенная надпись, такая сердечная, такая добрая, что кажется, будто голос блаженной старицы слышишь: «Берите воду из моего источника и будете здоровы». Набираем водичкии, забыв про мороз, входим в небольшую купальню. Полотенце примёрзло к стене купальни.

Солнце ярко светит и серебрит снег. Господи, благослови! Благослови и ты, блаженная старица! На Руси всегда шли к блаженным и просили их помолиться. И мы просим: «Помолись за нас, святая старица, нам без твоих молитв, как и без воды твоей исцеляющей ледяной, не обойтись».

– Я в прошлый раз привезла водички домой да и выпила её всю быстро. И компоты стоят в холодильнике, и соков наделала, а вкуснее евфросиньюшкиной водички всё равно нет, – поделилась Тамара Михайловна Норкина.

Предсказала старица: после её смерти на месте погребения будет стоять обитель. Стоит. Свято-Казанский женский монастырь. Пока небольшой, правда. Всего три монахини и три послушницы подвизаются там. Службы совершаются по выходным и праздникам, матушку, старшую монахиню, которая за настоятельницу, зовут... Евфросиния. Матушка Евфросиния верой и правдой служит блаженной старице Евфросинии и рассказала мне много удивительных современных историй исцелений по молитвам блаженной старицы.

– Приезжала женщина с пятилетним мальчиком. Когда? Да месяца два назад, не больше. Мальчик-то слепой. Приложился к могилке Евфросинии, мама приложилась, просили, очень просили. Потом на источник я их повела. И – прозрел мальчик! Не отказала Евфросиния. А бесноватые люди, несчастные! И их не забывает святая старица.

Чудеса-то, они здесь, у гроба, постоянно совершаются.

Прозревший ребёнок, освободившаяся от одержимости женщина... сколько человек утешила и исцелила старица, напоив из источника и окатив святой водицей. Когда беседовали с матушкой Евфросинией в монастырском храме, подошёл к ней мальчик. В красной курточке, худенький. «Куда поставить свечку за папу? Папа у меня умер». Матушка подхватилась, подвела мальчика к могилке блаженной: «Помолись». Потом показала куда свечку поставить. У источника я увидела знакомую красную курточку. Мальчик набирал воду в пластмассовые бутылки – одну, две, три...

– Не многовато тебе будет?

– А я с мамой, с сестрами, не один. Знакомимся. Оказывается, семейный детский дом.

У Нины Всеволодовны Першиковой пять своих детей и шесть приёмных. Десять лет уже их семейному детскому дому, что в деревне Сенево под Алексиным. Живут, как и все, нелегко, но не унывают, корова есть, поросята, куры. «А уж собаки да коты, это само собой, это для детей обязательно». Недавно умер муж – Виктор. Я вспоминаю, как молился у могилки Евфросинии в храме Петя за своего усопшего папу и становится на душе спокойно. Евфросиния ведь помогает страждущим и сейчас. Так разве не поможет большой русской семье, оставшейся без кормильца и без отцовского попечения?

– Мы сюда очень любим приезжать. Вот, водички набрали, в храм зашли, помолились. Хорошо здесь. Покой, благодать. Святое место.

А это что такое? Небольшого роста мужичок чиркает спичкой, с удовольствием затягивается, это у святого-то источника.

– Нельзя здесь курить, – говорю, – источник святой, здесь с молитвой надо.

Смотрит непонимающе.

– Вы знаете про святую Евфросинию?

– Да вроде верующая была. Мне-то без разницы, я сюда за водой прихожу. Вода уж больно хороша. Я, как выходной, на санки канистру и к источнику. Километра три до моего дома, не больше.

Да, многие местные жители приходят сюда просто за водой, не зная, что это за родник такой, не ведая ничего об удивительной жизни княжны Вяземской, блаженной Евфросинии. Но и их принимает старица и к ним обращает свои ласковые слова, написанные на плите перед колодцем: «Берите воду из моего колодца и будете здоровы».

А верующие читают здесь, у источника, акафисты, купаются с надеждой и верой, молчат. Тихо постоять у святого источника – это непременно. И попросить в молитве своей уединённой...

О многих чудесах не узнает матушка Евфросиния и не запишет их в свою книгу чудес. Потому что не расскажут о них люди. О них будут знать только двое: молящийся человек и блаженная старица. Господь благословит их тайну, тайну колюпановского источника. Но зато вопиющие чудеса будут передаваться по цепочке по всей нашей святой Руси. Мальчик прозрел, всего два месяца назад, бесноватая исцелилась. Матушка Евфросиния зовёт всех желающих:

– Приезжайте. До Алексина доехать, а там и пешком можно. А если машиной, то через Алексин к совхозу Авангард, а там указатель – святой источник.

Её жизнь была беззаботной, благополучной, блистательной. Она променяла её на трудную, подвижническую, не досягаемую для нас жизнь в юродстве Христа ради. Великий подвиг, который не вместить в сердце, не осознать умом. Но – не стало княжны Вяземской и ничего не изменилось в придворной жизни. Те же балы, те же интриги, те же блистательные карьеры и унизительные падения. Но – появилась юродивая, жившая в душной, вонючей хижине, спавшая на полу с собаками («я хуже собак»). А ещё, когда говорили, что у неё в хижине нестерпимая вонь, она улыбалась и говорила: «Это мне вместо духов, уж больно я духи любила».

Она оставила нам свою непостижимую жизнь, перед которой содрогается сердце и затихает, едва почувствовав, едва осознав в себе её приоткрывшийся особый смысл. Она оставила свою могилку, к которой можно припасть, и просить, и молиться, и плакать, не таясь и не стыдясь слёз. Она оставила источник, на который зовёт и обещает исцеления. Богатая княжна Вяземская не смогла бы оставить нам такого богатого наследства.

Наталья Сухинина

АКАФИСТ

БЛАЖЕННОЙ СТАРИЦЕ ЕВФРОСИНИИ КОЛЮПАНОВСКОЙ, ХРИСТА РАДИ ЮРОДИВОЙ

Акафист подготовлен и напечатан по заказу храма Казанской Божией Матери

с. Колюпаново

Кондак 1

Избранной Богом от палат царских в Небесный Чертог Райский; блаженней старице Евфросинии, Христа ради юродивей, яко покровительнице нашей и молитвеннице похвальное принесем пение. Ты же, блаженная мати, яко имея дерзновение ко Господу, от всяких нас бед и болезней свободи, с любовию зовущих ти:

Радуйся, блаженная старице Евфросиние, Колюпановская похвало и всея земли Тульския преславное украшение.

Икос 1

Ангелом хранителем ко спасению наставляема, юная княжна Вяземская, презрев роскошь и богатство, славу и знатность и вся прелести суетнаго мира сего, оставила еси царский дворец, вступив на узкий и тернистый путь, ведущий в Царство Небесное. За сие приими от нас, блаженная, похвалы сия:

Радуйся, яко Бога ради из палат царских исшла еси; радуйся, яко ради спасения души своея вся земная презрела еси.

Радуйся, яко самопроизвольную нищету ради Христа избрала еси; радуйся, яко богатство нетленное и вечное обрела еси. 

Радуйся, яко Небесному Жениху Христу уневестилася еси; радуйся, яко с мудрыми девами в Чертог Его Небесный вошла еси. 

Радуйся, чистая голубице Христова; радуйся, непорочная Агнице Божия.

Радуйся, блаженная старице Евфросиние, Колюпановская похвало и всея земли Тульския преславное украшение.

Кондак 2

Видяще, яко неудобно есть среде соблазн и суеты мирской, в роскошных палатах царских спастися, трие фрейлины царицы Екатерины II (Саломия, Марфа и Евфросиния) тайно изыдоша из дворца (яко древле праведный Лот из Содома греховнаго), воспевая призвавшему их Господу хвалебную песнь: Аллилуия.

Икос 2

Разум богомудрый стяжав, мудрыя девы, последуя Евангельским словам Спасителя, вся Его ради оставили есте, и совлекшись риз своих многоценных, на брезе пруда оставили есте их, да забвена будет память о них. И облекшеся в нищетныя рубища, изыдоша странницы Божия, последуя Господу, не имевшему где главы приклонити; сего ради зовем ти, мати:

Радуйся, совлекшись одежд своих, ветхаго человека совлеклася еси; радуйся, рубищным одеянием, яко ризою спасения облеклася еси.

Радуйся, для мира и лестных прелестей Его умерла еси; радуйся, яко для вечныя жизни душею воскресла еси.

Радуйся, родителей и други оставила еси; радуйся, яко всем сердцем Бога возлюбила еси.

Радуйся, яко сего ради сожительницею Ангелов сподобилася быти еси; радуйся, яко в лике дев святых Царице Небесной предстоиши днесь.

Радуйся, блаженная старице Евфросиние, Колюпановская похвало и всея земли Тульския преславное украшение.

Кондак 3

Силою, данною ти свыше, блаженная, иго благое Сладчайшаго Господа нашего Иисуса Христа на ся с радостию возложила еси, и облекшись в Ангельский образ, в Серпуховской монастырь вселилася еси, выну поя с иночествующими девами Небесному Жениху Христу: Аллилуия.

Икос 3

Имущи велию любовь ко Господу, плоть свою, Евфросиние, распяла еси со страстьми и похотьми, бдением и трудами, постом и воздержанием, нестяжанием и смирением. Сего ради и вселися в тя Дух Святый, наставляя нас, грешных, ублажати тя сице:

Радуйся, яко царицу земную оставила еси; радуйся, яко покрова Царицы Небесной сподобилася еси.

Радуйся, яко из пучины соблазн мира сего неврежденно изшла еси; радуйся, сеть искушений бесовских, яко паучину расторгла еси.

Радуйся, смирением, яко царскою порфирою одеянная; радуйся, благодатию Духа Святаго облагоуханная.

Радуйся, верою крепкою и живою вооруженная; радуйся, крестным знамением и молитвою огражденная.

Радуйся, блаженная старице Евфросиние, Колюпановская похвало и всея земли Тульския преславное украшение.

Кондак 4

Буря гонений и искушений найде на тя, мати, егда игумения монастыря повелела еси убити собак, их же ты в своей хижине имела еси. Смиряя себе, с ними на голом полу возлегала еси и, наказуя себя за аромат духов во дворце, злосмрадие от них терпела еси. И покинув монастырь, исшла еси, возлагая упование свое на Бога, в скорби сердца взывая к Нему: Аллилуия.

Икос 4

Слышавши глас Апостольский: «Мы убо буи Христа ради... и аще кто мнится мудр быти в вас в веце сем, буй да бывает, яко да премудр будет» (1 Кор. 3, 18-19), блаженная Евфросиние, высокого ума и образования, всю мудрость человеческую в ничто вменила еси, восприяв на ся юродство Христа ради, смиренно терпящи поругания и осмения людския. Изумляясь сим подвигом твоим, возглашаем ти, сия:

Радуйся, яко Апостольскому наставлению последовала еси; радуйся,яко мудрость века сего в буйство вменила еси.

Радуйся, яко Премудрость Божию Христа возлюбила еси; радуйся, насмешкам и поруганием людским, яко царскиим утварями себе украшала еси.

Радуйся, биение и оплевание, яко язвы Христовы на теле своем носила еси; радуйся, яко умерщвляя тело, на локтях в нощи почивала еси.

Радуйся, яко тяжелые вериги на себе возложила еси; радуйся, яко сим страсти плотския увядила еси.

Радуйся, блаженная старице Евфросиние, Колюпановская похвало и всея земли Тульския преславное украшение.

Кондак 5

Боготечней звезде уподобилася еда, мати честная, проходя многия веси и селения, из Серпухова в село Колюпаново близ града Алексина переселилася еси, своим благочестием и душеполезными наставлениями приводя многих ко спасению, да славится всюду имя Святыя Троицы: Отца и Сына и Святаго Духа красным пением: Аллилуия.

Икос 5

Видевше людие града Алексина и окрестностей его ангелоподобное житие блаженной старицы и благодатныя дары прозорливости и исцеления недугов, Богом ей данные, потекоша к ней со своими скорбями и нуждами, с болезнями душевными и телесными. И получив помощь, славят свою благодетельницу тако:

Радуйся, яко дар благодатный прозрения от Бога прияла еси; радуйся, яко тем многих от пути нечестия отвратила еси.

Радуйся, целительнице язв душевных; радуйся, врачебнице болезней телесных.

Радуйся, скорбящих утешительнице; радуйся, о душах усопших усердная молитвеннице.

Радуйся, матерей детородящих скорое разрешение; радуйся, детей болящих врачевание.

Радуйся, блаженная старице Евфросиние, Колюпановская похвало и всея земли Тульския преславное украшение.

Кондак 6

Проповедница Евангельских истин явилася еси блаженная, праведным житием своим показуя на себе в сии последние времена живой образ истиннаго христианства и подвижничества, поучающий и зовущий нас, грешных, оплетшихся земными пристрастиями и житейскими попечениями, взыскати спасения пути, ведущего в Царство Божие, идеже ангели и вси Святии немолчно поют Богу: Аллилуия.

Икос 6

Возсия свет Божией и спасительной благодати в душе юнаго купца, и благословением старицы Евфросинии, оставил все в мире сем, вступил в подвиг юродства Христа ради и подвижник изряден явился еси, блаженный Иоанн Тульский. Иныя же ея наставлением постригались в монашество и вселялись в святыя обители, доброй наставнице же своей благодарно взывали: 

Радуйся, наставнице спасения; радуйся, подательнице святаго благословения.

Радуйся, пред Богом о нас теплая молитвеннице; радуйся, благочестия учительнице.

Радуйся, от козней вражиих души наши молитвою своею ограждающая; радуйся, в добродетелех христианских преуспевати нам помогающая.

Радуйся, нечестивых вразумительнице; радуйся, благочестивых покровительнице.

Радуйся, блаженная старице Евфросиние, Колюпановская похвало и всея земли Тулъския преславное украшение.

Кондак 7

Хотя скрыти свое духовное делание от человеческих взоров, юродствовала еси, блаженная. И часто видя ея юродство и слыша непонятные слова, глумились людие над нею. Она же, терпяще все Бога ради, благословляла имя Господне, воспевая: Аллилуия.

Икос 7

Новую благодать дарова тебе, мати, Господь: безвредно бо в зимний мраз и студень босая и в ветхои одежде ходила еси, праведнице святая, подвизая нас возглашати тебе со умилением:

Радуйся, яко естества уставы силою Божиею победила еси; радуйся, яко зимний мраз и летний вар терпела еси.

Радуйся, яко тело свое сими подвигами духу покорила еси; радуйся, теплотою Духа Святаго согретая.

Радуйся, пламенем любве божественныя воспламененная; радуйся, яко многострадальным житием своим мучеником уподобилася еси.

Радуйся, яко смирением своим главу змиеву попрала еси; радуйся, яко бесов прогонительнице явилася еси.

Радуйся, блаженная старице Евфросиние, Колюпановская похвало и всея земли Тульския преславное украшение.

Кондак 8

Странно бысть людем мирским видети старицу, главу имущу острижену, тряпицею повязану, босую, в едином капоте, вервием подпоясанну, с медным крестом на груди, с палицею в руках. И ея же не бе достоин весь мир, бесчестием и поруганием оскорбляти, не ведуще ея духовнаго совершенства, ни еже Богу пети благоразумно: Аллилуия.

Икос 8

Вся еси и всем дивна и славна явилася еси, блаженная, подобно древним святым в последняя лета сия просияла еси богоугодным житием и благодатию, данною от Бога: недуги исцеляти, будущее яко настоящее прозирати. За вся сия воспеваем ти сицевая:

Радуйся, яко научением псалмопевца Давида сна очесем своим и веждома дремания не давала еси; радуйся, яко бодренно в полунощи Жениха Небеснаго ожидала еси.

Радуйся, яко терпением своим Иову праведному соравнялася еси; радуйся, яко в болезни подобно Илии пророку враном питаема была еси.

Радуйся, яко преподобный Алексий, человек Божий, дом и родителей Бога ради оставила еси; радуйся, яко блаженной Исидоре подражала еси.

Радуйся, на гноище и сметище яко блаженный Христа ради юродивый Андрей возлегала еси; радуйся, яко подобно Василию Блаженному, зимой и летом босая ходила еси.

Радуйся, блаженная старице Евфросиние, Колюпановская похвало и всея земли Тульския преславное украшение.

Кондак 9

Всякия болезни исцеляет святый кладезь, егоже своими руками святая ископала еси близ реки Оки, говоря всем: берите воду из моего кладезя и здрави будете. Иже и доныне изливает свои студеные воды на врачевание недуг человеческих, во славу Божию и на радость православным людем, поющим о сем благодарно Богу: Аллилуия.

Икос 9

Витийство человеческое не может изрещи тесноты и величия подвига твоего, святая, так непостижимаго для нашего фарисейскаго разума, к земле приверженнаго. Един токмо Господь весть прославляти святыя своя: посему и ангелы своя в белоснежных одеяниях посла пред смертию звати тя в Небесная селения. И ныне, слыша их райское пение, преклонися милостиво и к нашим хвалениям убогим, ими же недоумевающе по достоянию восхваляти тя, зовем ти:

Радуйся, града нашего Алексина похвало и ограждение; радуйся, прибежище наше в скорбех и в болезнех утешение.

Радуйся, яко нам, грешным, водою источника своего исцеления подавающая; радуйся, яко чтущим память твою святую во всем помогающая.

Радуйся, яко юродством своим мудрецов века сего посрамила еси; радуйся, яко идеалы христианского благочестия в себе воплотила еси.

Радуйся, яко имя твое между праведными и святыми почитается на земли; радуйся, яко с ними ныне ликуеши на небеси.

Радуйся, блаженная старице Евфросиние, Колюпановская похвало и всея земли Тульския преславное украшение.

Кондак 10

Спасти хотя душу свою, трудным путем подвижничества и юродства всю свою долгую, вековую жизнь шествовала еси, мати Евфросиние, дондеже достигла еси вечнаго Небеснаго блаженства, радостно зовуще Спасителю Богу: Аллилуия.

Икос 10

Стена, ограждающая от напастей, бед и болезней, всем к помощи и заступлению твоему прибегающим явилася еси, блаженная, при жизни и по смерти. Тем же и нас, насельников града Алексина, огради предстательством своим от враг видимых и невидимых, от скорбей и болезней, зовущих ти:

Радуйся, слепым прозрение подавающая; радуйся, хромым хождение исправляющая.

Радуйся, водами источника, кладезя своего, немощных врачующая; радуйся, от одра болезни многих возставляющая.

Радуйся, в скорбех и обстояниях бедствующим помогающая; радуйся, на спасения стези нас наставляющая.

Радуйся, яко и о нас, недостойных, к Богу молящаяся; радуйся, яко и нас от искушений бесовских ходатайством своим покрываеши.

Радуйся, блаженная старице Евфросиние, Колюпановская похвало и всея земли Тульския преславное украшение.

Кондак 11

Пение благодарственное приносим Христу Богу нашему, даровавшему нам православную угодницу свою, скорую во всех скорбех помощницу и чудотворицу, поюще Ему: Аллилуия.

Икос 11

Светозарный светильник души своея имея выну горящим, мирно и тихо причастившись Пречистых Тайн Христовых, блаженная, отошла ко Господу. Небесным блаженством сиял по смерти святолепный лик старицы, и несказанное благоухание исходило от многострадальнаго тела ея. Множество народа с любовию и слезами провожало в последний путь праведницу Божию, вопиюще:

Радуйся, самопроизвольная мученице; радуйся, святая праведнице.

Радуйся, яко вся добрая дела своя в тайне совершала еси; радуйся, распятием плоти, уничижением и смирением страждущему на Кресте Христу подражала еси.

Радуйся, яко в храме Царицы Небесной телом опочила еси; радуйся, яко духом предстати Престолу Всевышняго сподобилася еси.

Радуйся, яко ныне венцем райским от Господа увенчана еси; радуйся, и нас, почитающих тя, пред Богом помянути не забывающая.

Радуйся, блаженная старице Евфросиние, Колюпановская похвало и всея земли Тульския преславное украшение.

Кондак 12

Благодать, данную тебе от Бога, блаженная, сведуще, тебе просим и молим: не остави нас ходатайством своим, испроси нам грехов прощение, болезней исцеление, наветов вражиих прогнание, да спасшеся, прославим великое милосердие Божие, восклицая: Аллилуия.

Икос 12

Поюще дивнаго во святых своих Бога, ублажаем и свято чтим в безчисленном сонме святых Его блаженную старицу Евфросинию, прося ея молитв, помощи и благословения на вся труды и дела наша. Ты же услыши нас, мати, величающих тя сице:

Радуйся, дево святая премудрая; радуйся, невесто Христова пречудная.

Радуйся, Божия избраннице; радуйся, наша пред Богом предстательнице.

Радуйся, мужественно крест свой понесшая на земли; радуйся, ныне вечно с Господом радуешися на Небеси.

Радуйся, блаженная старице, всеми любимая; радуйся, на небеси и на земли славимая и блажимая.

Радуйся, блаженная старице Евфросиние, Колюпановская похвало и всея земли Тульския преславное украшение.

Кондак 13

О блаженная старице Евфросиние, не возгнушайся похвалами недостойными нашими, но приими малое моление сие наше и испроси у Господа вся благая на пользу душ и телес наших, да сподобимся и мы купно с тобою в вечной жизни воспевати Богу: Аллилуия.

Этот кондак читается трижды, затем 1-й икос и 1-й кондак.

Молитва

О мати блаженная Евфросиние! На земли юродивая, на небеси премудрая! Прошедши доблественно свой столетний путь земной, ныне с высоты небес призри на нас грешных в море житейском обуреваемых: от плоти – страстьми и болезнями, от мира – досаждениями и соблазнами, от диавола – многочисленными кознями, и уже близ потопления есть кораблики душ наших, не имуще крепкаго якоря веры, надежду полагающе на свои силы и человеческую помощь, с угасшим светильником любви и благочестия. Не закосни, матушка Евфросиния, помощи нам, не по достоинству нашему, но по милосердию, подобясь всемилостивому Спасу нашему Иисусу Христу. Укрепи нас в вере, надежде и любви, хладных и черствых сердцем согрей своим участием, болезни наши уврачуй, скорби и печали отыми от нас, на скользком пути сем земном подаждь нам руку помощи, да укрепившись телом и душею, с терпением крест свой понесем, с упованием на Бога и твое скорое предстательство, и да сподобимся по смерти вечныя, блаженныя жизни, славяще Отца и Сына и Святаго Духа во веки веков. Аминь.

Тропарь, глас 4:

Вся красная мира сего призрела еси / (дворец Царский оставив), / юродство Христа ради на ся восприяла еси / блаженная мати Евфросиние. / Сего ради с мудрыми девами / в Небесный Чертог Жениха Христа вошла еси, // моляся о всех нас.

Кондак, глас 2

Премудростию Божиею наставляема, / юродивою на земле пожила еси, / мудрость века сего в буйство вменив, / венцем нетленным от Христа Бога за сие увенчалася еси, / в лики святых на Небеси водворяяся, // блаженная мати Евфросиние.